Жизнь показала, что великая Екатерина во многом просчиталась. Лагарп действительно начал внушать Александру идеи свободы и равенства, что с 1789 г., когда грянула Французская революция, выглядело при царском дворе крамолой. Александр же, отчасти по логике парадокса «запретный плод сладок», воспринимал лагарповские идеи упоенно и с детской открытостью привязался к своему воспитателю — умному, доброму, тактичному и совсем особенному, не похожему ни на кого из тех, кто окружал великого князя. Привязанность эта стала кричащей, шокировала «кавалеров» и тем более придворных вельмож. Видели, как однажды Александр бросился на шею к Лагарпу, был осыпан пудрой с его парика и в ответ на укоризненное: «Посмотрите, любезный князь, на что вы похожи!» — воскликнул: «Все равно! Никто меня не осудит за то, что я займу от вас!»
«Кавалеры» Александра встревожились и начали строить против Лагарпа козни. Была перехвачена его переписка с двоюродным братом, генералом Французской республики Амедеем Франсуа Лагарпом — другом и соратником Наполеона Бонапарта по итальянской кампании 1796 г. Тогда тот Лагарп еще не был знаком с Бонапартом, но уже проявил себя как революционер, якобинец, что в глазах екатерининского двора означало: злодей. Екатерина, хоть и не сразу, прислушалась к обвинениям своего Лагарпа в родстве и дружбе с явным злодеем и весной 1795 г., на двенадцатом году его службы при ее любимом внуке в качестве воспитателя, уволила его, 9 мая 1795 г. Фредерик Цезарь Лагарп уехал из России — как потом окажется, не навсегда.
17-летний Александр, прощаясь с Лагарпом, подарил ему свой портрет, украшенный алмазами, и приложил к портрету записку, где говорилось: «Прощайте, лучший мой друг <…> Обязан вам всем, кроме жизни». Этому мнению о своем любимом наставнике Александр останется верен и в зрелые годы, не единожды высказав его разным людям: 16 января 1808 г. он напишет самому Лагарпу: «Я вам обязан тем немногим, что я знаю»; в 1811 г. скажет о нем графу М.А. Огинскому: «Я всем ему обязан»; в 1814 г. представит Лагарпа прусскому королю с такими словами: «Всем, что я знаю, и всем, что, быть может, во мне есть хорошего, я обязан г. Лагарпу»; а в 1815 г. удивит своего адъютанта А.И. Михайловского-Данилевского сокровенным признанием: «Если б не было Лагарпа, то не было бы и Александра».
Это надо учитывать, когда заходит речь о влиянии на Александра других воспитателей и, главное, о том, каков был результат их влияний. Салтыков и Протасов отвергали республиканскую «ересь» Лагарпа, но не могли противопоставить ей столь же цельную систему охранительных взглядов отчасти из-за отсутствия у них таковой, а частью потому, что были поглощены каждый своим делом — Протасов следил за поведением великого князя, а Салтыков учил Александра ладить и с бабкой, и с отцом, ненавидевшими друг друга. Законоучитель Самборский больше занимался садоводством, чем богословием (именно он распланировал дивный Царскосельский сад). Что же касается светских учителей, то они были слишком заняты своими предметами, причем иные из них, как, например, оба Муравьевых, идейно либеральничали. В результате нейтрализовать влияние Лагарпа на ум Александра никому не удалось. Зато чувства великого князя были заметно деформированы.
