Махнув рукой двум стрельцам (те, увидев его на приступочке, встали поодаль, думая, не нужна ли помощь), вяло крикнул им:
– Ступайте!
Тут они сидели с Никиткой, вопросы Богу задавая. Тут он сидит и сейчас, вместе с нищей шмолью, а ответов всё нет и нет…
Так ни до чего не дошедши, широко и щедро перекрестился, надеясь отогнать крестом смурые мысли, волнам подобные, что бьются о камни, себя разбивая в прах и пену, а камням – хоть бы хны!
С кряхтеньем, тяжело опираясь на посох, поднялся, спину разогнул. Заковылял в келью, морщась от боли и с трудом наступая на правую ногу, где возле большого пальца нарос громадный шишак. Ныла болона на голове – украдкой униженно ощупывал её через шапку.
– Эй, кто там! – крикнул стрельцам возле главного крыльца. Увидев среди них Нечая, что ночью с ним к ящику ходил, позвал его особо: – Ты, Нечай! Помнишь ящик, что мы вчера с тобой смотрели? Там, в сарае? В пустке?
Нечай развёл руками:
– Как не помнить?
– Так бери четверых воинов и везите проклятый ларь обратно в Москву, в Разбойную избу, а там думному дьяку Арапышеву сдашь и скажешь: велено из каземата чучельника Курьянова на время высвободить и дать ему чучелу из шишиги сделать. А как сделает – вернуть в каземат!
– Будет исполнено, государь. Письменно будет?
– Писать сил нет, на словах передашь. И льдом обложите, чтобы в дороге не стух! В леднике возьмите! Своих забот хватает без этого мертвяка, ну его!
В келье, не дождавшись еды, прилёг, задремал, но спал плохо, урывками, видел странное: будто стоит он на высоком крыльце, смотрит в сад. Непогода, гром где-то ворочается, ворчит, дождь лепечет. Вдруг всё смолкает, освещается неземным холодным светом, как от молний, а с неба огромный голубоватый шар, словно из холодного огня вылеплен, спускается. Осветились все закоулки сада до последней травинки, свет заглянул повсюду, ничего от него не скрыть. И медленно, беззвучно приблизился шар к земле. Завис. Из него три штыря выползают, а в боку крутится точка, из коей вдруг выклубился митрополит Макарий. По штырю вниз, как школяр, съехал и кричит ему из сада: почему царь Иван к своему духовнику Сукину не едет за советом? Надо ехать, всё ему открыть и делать, как тот повелит!..
Проснулся.
Раз митрополит во сне явился и велел – надо ехать. Митрополит Макарий, недавно почивший в Бозе, всегда приходил на помощь в трудные миги жизни. А таких мигов было не счесть – и во сне, и наяву. И чем дальше – тем больше их накапливается, уже через край прыщут.
