Признание этих элементов заставило многих историков XX века, подобно их предшественникам, находившимся под влиянием главенствующих идей своего времени, увидеть в восшествии Аббасидов социально-экономическую революцию, причиной которой было недовольство непривилегированного городского населения и особенно купцов и ремесленников-мавали в городах, выросших вокруг основанных арабскими завоевателями гарнизонных центров.
Социальное и национальное недовольство, как и любое другое, внесло свой вклад в аббасидскую революцию, природу которой яснее всего можно увидеть в переменах, последовавших за ее триумфом. Самой непосредственной и видимой переменой был отказ от аристократического принципа происхождения. Патриархальные и омейядские халифы были сыновьями свободных арабских матерей и отцов. Сыновья рабынь, несмотря на все свои возможные таланты, не имели права претендовать на титул халифа, и подобное же клеймо социальной неполноценности применялось на всех уровнях общества. Перемена была быстрой, но не внезапной. Последний халиф Омейядов Марван II был сыном курдской рабыни. Первый халиф Аббасидов ас-Саффах (750–754) был сыном свободной арабки, и, как представляется, именно по этой причине его предпочли брату, сыну берберской рабыни. Однако после его смерти именно брат, вопреки определенному сопротивлению, стал преемником и халифом и получил почетный титул Аль-Мансур[6] (754–775). Третий халиф Аль-Махди (775–785) был сыном свободной арабки из южного племени, о которой говорили, что она происходит из рода древних царей Химьяра. Однако его преемники Аль-Хади (785–786) и знаменитый Харун ар-Рашид (786–809) были сыновьями рабыни неизвестного происхождения. Когда Харун умер, двое сыновей боролись за его наследство. Аль-Амин (809–813), проигравший, родился от аббасидской принцессы; Аль-Мамун (813–817), победивший, – от наложницы-персиянки. В последующий период большинство халифов из династии Аббасидов и дальнейших мусульманских правителей были сыновьями невольниц, почти всегда чужеземных, и подобное происхождение уже не было ни клеймом, ни препятствием.
Когда знатное происхождение и престиж племени потеряли былое значение, арабские племена, господствовавшие на омейядской политической сцене, ушли на задний план. При новом порядке успех и могущество зависели от благосклонности халифа, а халифы все чаще и чаще предпочитали людей скромного и даже иностранного происхождения. Мавали наконец-то обрели равенство, которого так долго добивались. Само название и статус мавали стали менее значимыми, как и разница между арабами, полуарабами и неарабами. Это изменение произошло не сразу, и какое-то время арабы сохраняли важные привилегии – как, например, фискальный статус арабской земли, повышенное жалованье в вооруженных силах и общественный престиж знатного происхождения по мужской линии, который продержался дольше всего. Однако к концу первой половины века с начала аббасидского правления все они, кроме последнего пункта, канули в Лету. Не принадлежность к арабской нации, а принадлежность к исламу стала символом идентичности новой правящей элиты из правительственных чиновников, солдат, землевладельцев, купцов и класса духовных лиц, который становился все более профессиональным.
