Она знала имя моей бабушки! Знала не только ее имя, знала даже, как я бабусю называла в детстве! Это было чересчур для меня! Я соскочила со стула как ошпаренная и попятилась к двери. А болящая ласково сказала:
– Ты иди сейчас, доченька, иди. Завтра приходи ко мне. Да будь осторожна: будет тебя соседка твоя, Тамара, чем угощать – не бери у нее ничего. Она, видишь, зарится на твою часть дома, а лукавый ее подучает пакости делать. Она и сама не хочет, а делает… Ты на нее не серчай, а брать все же – ничего не бери. Иди с Богом!
30 июля. Я поставила икону Николы Угодника на божницу. Икона стала совсем светлой, красивой, яркой – как будто недавно написана, и образ святого виден явно и отчетливо. У него внимательный, серьезный взгляд, высокий лоб с залысинами, небольшая округлая и кучерявая борода, красная мантия, на плечах золотые кресты. Над головой – нимб, над нимбом, по обе его стороны надпись: СТЫИ НИКОЛАЕ.
По нижнему полю написано: «Написася стая икона в лето 1855 го ме августа въ 20 день совершися». Это значит, ей более ста лет… Кто были люди, которые молились перед этой иконой? Где они сейчас? Почему икона оказалась в сарае и превратилась в черную доску? Почему она сейчас заиграла всеми красками?
Я сходила к Марии Петровне и попросила у нее лампадку. И она мне сразу ее дала. Лампадка старенькая, красного цвета. Еще дала лампадного масла и несколько свечей. Деньги не взяла, сказала, что это ее припасы. Больше писать пока не могу. Все это слишком чудесно для меня.
31 июля. Сегодня соседка Тамара принесла мне две шаньги с творогом. Я не хотела их брать, но она все равно их оставила у меня на табуретке у порога. И быстро ушла.
Я не успела оглянуться, как мой Рыжик залез на табуретку и съел кусочек творога из шанежки. А потом походил-походил по комнате и вдруг упал – и умер. Умер мой кот! Я схватила Рыжика в охапку – он был еще теплый. Висел у меня в ладонях, как тряпочка. Я заметалась по комнате, потом выскочила в огород, пробежала туда-сюда, и мне хотелось кричать на всю улицу, но я сдержалась.
Потом неожиданно для самой себя я бросилась к тете Вале. Забежала к ней, даже не постучавшись, даже не подумав, что могу испугать больную, но она не испугалась – как будто ждала меня. Посмотрела ласково и сказала мне своим нежным голоском:
– Дашутка, милая, давай сюда своего Рыжика. Положи мне его на грудь. Не бойся, не бойся. Сейчас-сейчас. Присядь, милая, подожди чуток.
Тетя Валя закрыла глаза и стала шептать что-то. Она даже знала, как зовут моего котенка! Я расслышала слова «Господи, помилуй!» и поняла, что она молится. Я сидела, и все внутри у меня дрожало, а мой Рыжик лежал на груди у тети Вали как тряпочка. Он лежал так, лежал, а потом, совсем неожиданно, потянулся, зевнул, раскрыл свои прекрасные глазки и начал мурлыкать. А милая тетя Валечка вся побледнела как полотно. А я, плакса противная, опять начала плакать, как в прошлый раз, когда была у нее.
