Когда Таня вернулась домой – она не узнала мужа. У них всегда были такие доверительные отношения, родство душ какое-то. А теперь ее встретил чужой человек – далекий, холодный, пьяный. Когда Машенька только заболела – он вместе с Таней возил дочку в больницу, плакал, узнав о диагнозе. Начал меняться, когда узнал, что болезнь неизлечима. Стал упрекать жену: родила больного ребенка. Высказал как-то, что не может простить ей и потерянного дня, когда она поехала покупать малышке теплый комбинезон.
Таня в реанимации несколько раз снимала дочку на видео – как она агукает, как улыбается. Пыталась показать мужу, и он начал смотреть, а потом заплакал и сказал:
– Не снимай ее больше!
Все эти аппараты, мониторы в реанимации – для Тани они были привычны, а для Андрея слишком страшны.
Если бы кто-то сказал ей раньше, что ее добрый, спокойный муж так изменится – она рассмеялась бы этому человеку в лицо. Андрей не стал прежним, даже когда Таня снова забеременела и родила здоровую дочку Леночку. Мир в семью больше не вернулся.
В пьяном виде муж начал поднимать на нее руку. Первый раз ударил, когда картошка на плите не успела свариться к его приходу: Таня провозилась с детьми и замешкалась с ужином. А когда ударил впервые – словно что-то сломалось в нем самом, и потом ударить ее для него стало легко и привычно. Бил всегда в пьяном виде, протрезвев, искренне просил прощения. И она прощала. Все надеялась: вернется прежний Андрей, любимый, добрый, нежный. А он не возвращался.
Как-то раз она вязала Леночке платье из нежно-розовой пряжи. И муж, разозлившись на какой-то пустяк, выхватил у нее из рук эту пряжу, порвал очень красивое, почти связанное платьице, сломал спицы. Потом он стал агрессивным и в трезвом виде.
Еще через некоторое время начал избивать ее всерьез – садился верхом и бил. Сломал челюсть, перебил нос. После перелома челюсти долго не могла нормально есть, немели подбородок, губы, нарушился прикус. Неоднократно после побоев ее тошнило, кружилась голова – видимо, были сотрясения мозга. Гематомы в области глаз прятала под темными очками. Но подруги и коллеги и так все понимали: трудно не заметить опухший сломанный нос, синяки под глазами, кровоподтеки.
И она все равно прощала его. Как она могла так долго терпеть? Боялась, что не сможет обеспечить детей? Продолжала любить? Надеялась на то, что вернется ее прежний Андрей? Терпела шесть лет.
Она поняла потом: сильно жалела его. Ведь у нее была Матронушка – а у него никого. Ее спасла вера, а он сломался. Еще поняла: она позволяла так обращаться с собой из-за чувства вины. Это чувство было очень сильным: ведь это действительно она родила больного ребенка, и это она поехала покупать теплый комбинезон бедной малышке вместо того, чтобы лететь на крыльях в больницу. Чувствовала вину, желала наказания – и получала его.
