На церемониях мы вместе просили о воде для духовно богатых, но материально нищих людей, для которых вода означала жизнь. Возможно, что в моем уважении и высокой оценке их древней культуры они видели ее продолжение. Не лично во мне, но в образе белого человека, который я представлял. Новые поколения, дети и внуки мексиканских шаманов не испытывают интереса к их древней традиции. Они становятся мексиканизированными и уезжают жить в города, забывая о линии предков. Это и есть основная причина, по которой коренные культуры вымирают. Пейотные ритуалы сегодня – дело старших поколений. Например, дон Хосе Матсуа, о котором я писал в предыдущих главах, имеет десять детей. Только трое последовали его шаманской линии. Один из них – дон Катарино, другие же переехали в город и имели отдаленное отношение к своей традиции. Трудно передать значимость этих бесед.
Что же касается нашей дружбы с Роберто, скажу, что она была искренней, но нелегкой: только наше обоюдное уважение к Пейоту служило мостом для нее. Он был фигурой неординарной и авторитетной в пейотных кругах, но относиться к нему, как к учителю, я не мог, – скорее, как к другу, который встал на путь раньше.
Когда я потерял свою собаку, Роберто был рядом и поддерживал меня. Тогда он рассказал мне, что у него тоже была собака, с которой он жил один на природе многие годы, до того как она умерла. Он также по ней тосковал. Однажды, говоря об этом на одной из пейотных церемоний, я спросил его, что он думает по поводу реинкарнации души, надеясь, что когда-нибудь я узнаю свою собаку в каком-то щенке. Подумав немного, он ответил, что смотрит на это, как на дерево, которое дает плоды, несущие семена для роста новых деревьев. Для него реинкарнация была скорее чем-то вроде процесса передачи генетической памяти вида, чем перевоплощение индивидуальной души. Поделившись мыслями, мы долго молчали, дожидаясь рассвета, каждый думая о своем. Тогда я размышлял о хрупкости жизни и фатальности смерти.
В глубине души я был с ним согласен, потому что сам думал, что реинкарнация является процессом трансперсональным, что после смерти тела душа человека сливается с историей эволюции человеческой расы. Я чувствовал: идея о перевоплощении души была проекцией нашего эго, просто боящегося смерти. Конечно, было бы легче принимать потерю близких и родных, а также думать о своей смерти, опираясь на идею перевоплощения, но с другой стороны, болезненная, но отрезвляющая реальность могла послужить нам постоянным напоминанием о ценности жизни, смыслом которой была сама жизнь.
