Библия у Солженицына написана на иврите (с. 165), то есть современном еврейском языке, а не на древнееврейском, как следовало бы. Формулировка "будь человеком на улице и евреем дома", восходящая к немецкому еврейскому просвещению XVIII в., приписана И. Гордону, русско-еврейскому поэту XIX в. (с. 178). Хасиды, появившиеся на исторической сцене в последней трети XVIII в., у Солженицына уже в XVII в. эмигрируют в Палестину (с. 255)5.
Ключевая аристотелианская цитата из одного еврейского документа именуется - с нескрываемой насмешкой, разоблачающей невежество автора книги - "одной из многих удивительных мыслей" (с. 228).
Большинство ошибок у Солженицына - тематические. У профессионалов они называются фрейдистскими оговорками. Государственный секретарь Перетц выкрест во втором поколении, и ближе к концу книги Солженицын об этом упоминает, но в начале книги он все равно зачисляет его в евреи, чтобы показать, что, мол, вот какая Россия толерантная страна: еврей мог дослужиться даже до государственного секретаря!
Обрусевший пруссак, потомственный дворянин фон Канкрин, министр финансов при
Николае I, назван, вероятно, с той же целью, "сыном раввина" (с. 281)!
Когда того требует концепция, автор не отличает евреев от выкрестов (христиан), и вот уже оказывается, что при Петре в России евреям были распахнуты двери (что полная ахинея). Испанская инквизиция позавидовала бы проницательности Солженицына: он способен определить limpireza de sangre (чистоту крови) в четвертом и пятом поколениях.
Саксонский купец Грюнштейн был лютеранин, перешел в православие, в симпатиях к иудейским древностям замечен не был, но Солженицын все равно причисляет его к евреям, занимавшим видные посты при Елизавете (с. 29-30), чтобы подчеркнуть, как любвеобильна матушка-Россия6.
Впрочем, и "крупные перлы" - то есть перевранные события и факты, вполне вписываются в концепцию автора книги и продиктованы ею. Солженицын отсчитывает с 1843 г. начало пугающе настойчивого влияния Запада (в данном случае, в лице королевы Виктории и Монтефиоре) на еврейскую политику русского правительства, тогда как после упомянутого в книге визита Монтефиоре в Россию в 1843 г.
Николай начал втрое и вчетверо сильнее закручивать гайки - и в принудительной реформе еврейского образования, и в вопросах массовых крещений кантонистов. Движение еврейского просветительства было, по Солженицыну, - "разумеется, в духе времени - вполне секулярным" (с. 169), тогда как особенностью еврейского просвещения в Восточной Европе был как раз его несекулярный характер: русские маскилы мечтали о том, как совместить традицию с цивилизацией, а не заменить первое - вторым.
