Как шатка человеческая позиция относительно какого-то решения! Ее легко изменить, сломить, извратить, заменить – да что угодно сделать! Сейчас я тосковал по работе, такие решения легко разрешались через пациентов. Контрперенос очень хорошо помогал. Он возбраняется, но это дело совести, а, как известно, что не мучает, то и не вредно.
Время шло, и одна из встреч с Таней заставила меня хорошенько задуматься о решении. Мы тогда сидели у водоема, она прижала ноги к себе, крепко обняла их и, дрожа, выдохнула:
– У меня мама часто повторяет: мягко стелешь, да жестко спать, – начала Таня. – Вот ты мне рассказал то, что со мной будет, а что мне теперь делать с этим? Вроде все хорошо, и муж, и дети, да только ты сам говорил, что в прошлой твоей жизни все было по-другому. И где уверенность, что все повторится так же? Я же не любила тебя раньше, правильно?
– А что мы можем? – ответил я, хотя сам задумался над ее словами.
– Можем? – переспросила она. – Поверить в то, что все у нас может быть!
В Тане я больше не узнавал ребенка, она говорила как взрослый человек, и с ее мнением приходилось считаться. Разве можно ее упрекнуть? Загнанный в угол человек делает намного больше, особенно если в угол его загнали собственные желания. Она искала выход, и я позволил ей убедить себя. Ведь надежды всегда лучше пустой беды.
– А ты готова ждать? – посмотрев на нее, спросил я.
– Мне кажется, это будет сложно, но это лучше, чем ничего. Говорят же, что после смерти надежды остается только холод.
– Когда ты успела стать такой? – удивился я.
– Какой такой?
– Взрослой.
– Ты мне сам постоянно говорил, что мы – взрослые люди, и что слова играют важную роль, и что словами человека можно убедить в чем угодно, нужно только подобрать правильные, как ключик к замку, – не колеблясь ни секунды, ответила она.
– Верно, – ответил я и задумался. Разве не такую женщину я искал? Она же слушает все и впитывает не хуже губки. А что нужно мне? («Чего ты хочешь от жизни?» – «Не знаю… наверное, обрести спокойствие с женщиной, которая меня поймет»). Я размышлял, а она все говорила и говорила, а затем стукнула меня по плечу и спросила:
– Саш, ты слышишь меня?
– М? Да, конечно, – ответил я.
– Что «да, конечно»? Расскажи, как все было в прошлой жизни.
«Подростки!» – подумал я про себя. – «Верят во все, что ни скажешь. Хотя это ведь самая настоящая правда. Разве будет плохо от того, что я ей что-то расскажу? Все равно все уже по-другому».
