– Я далеко не согласен с такими резкими формулировками, – робко заметил я. – Я не подпишу.
– Если вы не подпишете, – отчеканил полковник, – то все будет гораздо, гораздо хуже.
Я не знал, куда уже хуже, потому что, судя по формулировкам, мне и так грозил, как минимум, расстрел. Но на всякий случай вздохнул и подписал.
Тут случилось удивительное. Полковник вдруг сменил тон и стал вкрадчивым.
– Вот вы же пишете о мобильной связи?
– Ну да!
– Возможно, вам попадутся факты продажи средств связи без лицензии. Или серой техники без растаможки. Вы нам сообщите об этом!
Я удивился. Мне предложили стукнуть на кого-нибудь и при этом даже не посулили ничего взамен. Даже протокол этот не пообещали порвать.
– Разумеется, – сказал я бодро. – Как только я наткнусь на факты продажи средств связи без лицензии или серой техники без растаможки, я немедленно сообщу вам. Я могу идти?
– Да! – сказал полковник железным голосом. – Вам надо будет явиться в райотдел милиции на Мичурина в понедельник в 8 утра, где вас под конвоем доставят в суд!
Назревал, судя по его тону, второй процесс Бродского с высылкой сперва в Вологду, а потом в Америку.
Я вздохнул, попрощался и, как человек законопослушный, явился в понедельник в 8 утра на Мичурина. Там никого не было. Сидела одна бабушка на вахте и вязала.
– Тут должен быть конвой, – путано объяснил я бабушке, чувствуя себя идиотом. – Меня в суд должны доставить за правонарушение. Вам должны были протокол передать…
– Нет у меня твово протокола, – сказала бабушка, не отрываясь от вязания, – иди на Серебренниковскую и ищи… мабуть там, перепутали опять все, аспиды.
Так как я еще не дошел до той степени белой горячки, чтоб самому на себя искать протоколы, я пошел на работу, а потом домой.
Больше мне не звонили и меня не искали.
А папочка с моим делом наверняка до сих пор пылится у товарища полковника.
ДРУГАЯ ПЛАНЕТА
Как-то раз в Новосибирск приехал Гришковец с моноспектаклем «Планета». В то время модное имя этого драматурга гремело по городам и весям. Огромный театр был переполнен. Мне по большому блату, как главному редактору журнала, дали пригласительный на один из приставных стульев. Жара, гул, духота, лето. Публика обмахивается программками и утирает лбы.
На сцену вышел Гришковец. Скромная декорация изображала фанерную стену с окном. Из окна выглядывала женщина, что уже автоматически превращало моноспектакль в дуо (или би?)спектакль.
В руках у Гришковца были березовые ветки. Он начал интенсивно размахивать ими, что-то символизируя.
