Современная роману критика отметила, что образ обрусевшего немца Штольца в качестве учителя жизни явно не удался Гончарову, что в нем нет той исторической правды и реалистичности, которой поразил всех образ Обломова. Гончаров сам должен был признать, что образ Штольца "слаб, бледен, из него слишком голо выглядывает идея".
Штольц - предприниматель, он увлечен своими делами. Но Добролюбов справедливо обратил внимание на то, что тайна деловых успехов Штольца, его преуспевания во всем не раскрыта Гончаровым. "Из романа Гончарова мы и видим только, что Штольц - человек деятельный, все о чем-то хлопочет, бегает, приобретает, говорит, что жить - значит трудиться и пр., - пишет Добролюбов. - Но что он делает и как он ухитряется делать что-нибудь порядочное там, где другие ничего не могут сделать, - это для нас остается тайной". Не убедительно в устах Штольца звучит его фраза о том, что "труд есть цель жизни". "Штольц не внушает мне никакого доверия, - заметил однажды Чехов. Автор говорит, что это великолепный малый, а я не верю. Это продувная бестия, думающая о себе очень хорошо и собою довольная. Наполовину он сочинен, на три четверти ходулен".
Однако в известой мере личность и роль Штольца отразили определенные исторические тенденции в развитии русской действительности. Напомним следующее замечание Ленина по поводу развития капитализма в земледелии: "...новая организация хозяйства требует и от хозяина предприимчивости, знания людей и уменья обращаться с ними, знания работы и ее меры, знакомства с технической и коммерческой стороной земледелия, - т. е. таких качеств, которых не было и быть не могло у Обломовых крепостной или кабальной деревни" {В. И. Ленин, Сочинения, т. 3, стр. 182.}. Образы Адуева-дядюшки и Штольца свидетельствовали о росте буржуазно-капиталистических отношений в русской действительности незадолго до падения крепостного права. Но Гончаров не раскрыл ни в Петре Ивановиче Адуеве, ни в Штольце их эксплоататорскую роль по отношению к народу, что, конечно, обеднило конкретно-историческое содержание и значение этих образов.
Следует отметить, что буржуазно-эксплоататорский характер деятельности Штольца был понят некоторыми современниками Гончарова. "В этой антипатичной натуре, - писал о Штольце критик А. П. Милюков, - под маской образования и гуманности, стремления к реформам и прогрессу скрывается все, что так противно русскому характеру и взгляду на жизнь... Из этих-то господ выходят те честные дельцы, которые, добиваясь выгодной карьеры, давят все, что ни попадается на пути... все учредители мнимо-благодетельных предприятий, эксплоатирующие работников на фабрике, акционеры в компании, при громких возгласах о движении и прогрессе, все великодушные эмансипаторы крестьян без земли..." Гончаров не понимал, что развитие русской буржуазии совершалось, как правило, в условиях приспособления русских буржуазных предпринимателей к самодержавно-помещичьему строю. Самой буржуазии, выросшей на почве крепостного права, была присуща обломовщина, питавшаяся и после падения крепостного права многочисленными крепостническими пережитыми. Гончаров был совершенно прав, указывая на неизбежность гибели обломовщины. Но он слишком рано пропел ей отходную: обломовщина продолжала мешать всему дальнейшему прогрессивному развитию русской общественной жизни.
