Дрожащая и задыхающаяся Оденсе не могла оттуда видеть, как в свою очередь пятился по засыпанной мелкой галькой дорожке между домами сам монах. Как судорожными толчками поднималась под рясой его грудь. Как в конце улицы он развернулся и стремительно кинулся прочь.
«Холодно, как холодно… Как страшно… Как будто жизнь полна скорби и нет ничего, кроме нее…» – По ее щекам текли слезы, а сердце заходилось почти в физической боли. Оденсе не знала, сколько пролежала так, рыдая и до крови царапая пальцами грубые половицы, пока в ней не родилась, как феникс из залитого слезами пепла, мысль: «Я не хочу так! Я хочу солнца! Жизни! Счастья!»
Желание росло, и словно распрямилась ее сжатая, как пружина, воля.
«Свет! Мне нужен Свет!» – Сознание ухватилось за воспоминания о невероятно солнечном, ослепительно-ярком дне. Когда свет пронзал каждую ее клеточку, а она не видела в этом ничего особенного, полагая, что так будет всегда, потому что иначе быть не может. Потому что она не знает, как бывает иначе. Потому что она понятия не имеет ни о какой тьме.
Оденсе почувствовала привычное покалывание в кончиках пальцев, когда, сосредоточившись на силе жизни, просила ее помочь в исцелении. Берегиня поняла, что пришел именно тот момент, когда просить эту силу ей придется для себя самой.
Ладони прикоснулись к вискам, к центру лба, груди, животу. Руки привычно ощупывали больное тело. Тело недоумевало, что так внезапно больно оно само.
Через два дня монах пришел снова. В этот раз его визит длился совсем недолго. Он повесил на покосившийся столбик калитки большую плетеную корзину, верх которой был укрыт вышитым полотенцем, и поспешил удалиться.
Оденсе на тот момент едва сравнялось семнадцать лет, и что пересилило, заставив принять дар от врага и покинуть убежище, – любопытство или голод, было для нее не так уж и важно. Она втащила корзину, принесенную монахом, на чердак и принялась есть. Сквозь щели досок она видела, как неподвижно стоит в самом конце заросшей жасминовыми кустами улицы фигура в черной рясе. Оденсе нисколько не сомневалась, что он видел и то, как она спустилась за корзинкой и куда после с ней пошла.
Почему ей ни разу не пришел в голову самый простой вариант решения проблемы, который мог найти монах, чтобы избавиться от нее? Он запросто мог ее отравить.
Несколько дней после этого монах не беспокоил ее своим присутствием, но потом появился снова, деловито повесив на калитку новую корзину с провиантом. Так повторялось несколько недель – и Оденсе постепенно привыкла к возникающим с его появлением приступам наичернейшей депрессии. Каждый раз с тоской девушка замечала, что он отходит все на меньшее расстояние, ожидая, пока она спустится и снимет его передачу с колышка.
