По дороге домой они несколько раз останавливались у других деревенских домов. Узнавая в сидящей на телеге женщине берегиню, все здоровались, кланяясь в пояс. Улыбались, поглядывая на нее все же чуток с опаской. В одном доме бойкая молодуха вызвалась подоить несговорчивую корову, обговорив заранее, что четверть удоя возьмет себе.
Хозяин согласно махнул рукой и затянул вполголоса песню, путая спьяну слова. Довез, правда, Оденсе до дома он быстро, при этом старательно объезжал все ямки и ухабы, чтобы причинить как можно меньше беспокойства.
При расставании, все еще шатаясь, поклонился. И в знак благодарности прижал руки к груди, чтобы выразить этим жестом всю признательность, оформить в слова которую ну никак не получалось в данный момент.
Оденсе поклонилась в ответ:
– Идите и пусть добро не оставит ваш дом.
Берегиня выпрямилась, вытерев ладони о передник. Что ни говори, а это крайне удобно, когда неподалеку от дома протекает река. Пусть даже совсем небольшая. Пусть даже маленькая. Как этот ручей. Не колодец, не запруда со стоячей, плесневелой водой, а живая, бегущая себе куда-то вдаль.
Потянувшись, чтобы расправить затекшую спину, Оденсе принялась встряхивать только что прополосканные вещи. Капельки водной пыли попадали на волосы, замирая в их переливах подобно утренней росе. Или просто оставались кружиться в воздухе, расцвечивая его своей способностью преломлять луч света в радугу.
Она представила, как визжали бы от удовольствия, попадая под взмахи мокрой ткани, ее собственные дети, в шутку нападающие на материнские ноги, чтобы получить новую порцию брызг. Улыбнулась. Когда дети рядом – мир становится другим. Обращаешь внимание на мелочи, из которых позже складываешь самые важные воспоминания в жизни.
Но детей рядом не было. У Оденсе заныло сердце. Их смех не скрашивал монотонность обыденной работы.
Но все же, как и любая другая рутина, хозяйственные дела успокаивали берегиню. Руки совершали знакомые, сотни раз до этого повторяемые движения, не привнося ничего нового – может, в этом было успокоение? В почти усыпляющем действии привычной работы? И она отвлекала от мыслей, вьющихся в голове роем?
«Как это все могло случиться?»
Этот вопрос не менял формулировки уже столько лет.
Все превратности ее судьбы, начиная с самого далекого прошлого, цеплялись одна за другую и противоречили всему, казавшемуся ей здравым смыслом, вызывая один и тот же вопрос: «Как это все могло случиться?»
