Однажды в жаркий полдень на излете лета к дому подъехала телега. Мальчик выскочил посмотреть, кто – вдруг приехала мамка? Подбегая к воротам, он увидел черногривую кобылу и закричал:
– Мама! Мама приехала! Пап, сюда иди – приехала твоя Амарра!
Это действительно была Амарра. Но вопреки обыкновению, она не сидела в седле. Два харадца помогли ей подняться с телеги и дойти до дома.
На этот раз женщина приехала не для того, чтобы навестить их, проведя здесь все вольные от дружинной службы дни, а чтобы умереть. Ее уложили на широкой кровати, и ребенок, сразу став маленьким и жалким потерянным котенком, весь день жался к ее боку.
Отец сел вечерять с приезжими. Мужчины переговаривались вполголоса. Саммар видел, как, подавшись вперед, Гирьелис все больше наваливался на столешницу, как будто его что-то придавило сверху. Как побелели костяшки его сжатых в кулак пальцев.
Суть разговора он понял много позже. Когда картинка этого вечера, оставшаяся в памяти, была уже в деталях выучена наизусть. Когда уже, будучи взрослым, смог сопоставить услышанные тогда краем уха имена с реальными людьми, которым они принадлежали. И происшедшие в том далеком прошлом события вынырнули из тумана догадок и позволили сделать выводы и принять решения, касающиеся уже его самого.
Надо ли говорить, что за смерть матери Саммар отомстил?
Но все это было потом.
А пока Амарра болела и слабела с каждой минутой. Укореняя тем самым ужас в сердцах своих мужчин. Думалось, что сама она как раз нисколько не сомневалась в собственном выздоровлении, в то время как Гирьелис готовился к похоронам. Саммар, старавшийся днем быть отрадой материнских глаз, плакал по ночам, пытаясь скрыть тоскливое подвывание в подушке.
Сильное, тренированное тело наемницы не желало просто и легко расставаться с жизнью. С чем обычный человек уже давно не смог бы бороться, она переносила, стиснув зубы. Так мучившая ее агония растянулась на месяцы. Зачастившие в дом Гирьелиса соседки-старушки охали, сочувственно качали головами, жалеючи, гладили мальца по кудрявой головке.
Как-то, работая в огороде, Гирьелис услышал доносящиеся из дому странные приглушенные крики. Он, бросив все, понесся к хате наперерез, перемахивая неуклюжими прыжками через ограждения, сооруженные из длинных дровин.
Посреди сеней, взъерошенный, как дикий детеныш, сжав напряженные кулачки, стоял его сын. От него пятились к выходу две старушки.
– Что случилось? – Мужчина и сам попятился, испугавшись собственного ребенка, такой у того был невменяемый вид.
