– Тише можешь? Все почти идеально прошло, зачем портить ненужными криками? Внимание привлекать? – спросил эльф. – А ты лучше туда посмотри. – Он в спину тихонько подтолкнул Ольма, который застыл, вперив взор в сползающее к его сапогам тело. – Такого точно тебе раньше наблюдать не доводилось.
Принц обернулся.
Восемь следующих в арьергарде всадников из сопровождения съехали с дороги, намеченной широкой просекой в лесу. Они продолжали свое продвижение вперед. Как ни в чем не бывало. Только теперь между деревьев. Их стремян касались высокие побеги лесного папоротника и хвоща. Никто из них ни разу не обернулся ни на шум падения тел, ни на предсмертные хрипы своих товарищей. Лишь лошади косились испуганным взглядом и тревожно шевелили ушами. А людей не смущало ничего. Время от времени всадники переговаривались. А перед ними, все так же вывернувшись назад и выставив перед собой руки, покачивался в седле в такт шагу лошади Шелест.
У Ольма на голове зашевелились волосы:
– Эт… это что такое?
Эльф обтирал меч о более никогда не понадобящийся прежнему хозяину плащ, свисавший поперек одного из потловских седел.
– Вот и я все время думаю, почему каждое устроенное Шелестом зрелище намного сильнее поражает воображение, чем вид искромсанных мечом тел.
Гыд выдернул из последнего пораженного им воина плоское обоюдоострое лезвие. Вполоборота он глянул на Рину:
– Ты успела перезарядить?
Женщина кивнула:
– Да. Как пойдем? Вслед? Со спины?
Гыд пожал плечами:
– Ну да, давай со спины. Чего рисковать зря? Только не подходи слишком близко, чтобы Шелест тебя саму не задел.
– Нашел кого учить.
Мужчина и женщина шли за спинами наездников, полукругом продвигающихся в лесных зарослях. Теперь уже не торопясь прицеливались. Гыд напряг для броска руку.
– Ты готова?
– Да.
– Шелест, – крикнул он, – отпускай!
Монах медленно свел руки, соединяя их соприкосновением кончиков больших пальцев. Скрутил ладони в замок и встряхнул кистями, будто стряхивая сотворенное им наваждение.
Ошарашенно моргающим потловцам было суждено удивляться последний раз в своей жизни. Только что ясно видимая ими картинка действительности расползалась клочьями лесного тумана. Довольно быстро исчезала иллюзия чинно шествующей впереди них многочисленной кавалькады. Лишь фигура монаха осталась на своем месте.
И тут же снова металлические вздохи заполнили пространство между деревьями, порождая сиплое эхо хрипов.
Ладная черноглазая лошадка гордо вскидывала шею с разлетающейся серой гривой, так и норовя выдернуть из ладони Рины поводья. Ей не нравилось вынужденное соседство с гнедой кобылой, повод которой был зажат в другой руке женщины.
