– Вызовите акушера, – крикнул я медсестрам. – Роды нужно принять немедленно, иначе ребенок умрет.
Я бежал по коридору рядом с каталкой, моля бога о том, чтобы акушер поскорее объявился. Операционная бригада подготовилась к экстренному кесареву сечению быстро. Когда мы вкатили пациентку в операционную, педиатр уже был на месте, а вот акушер по-прежнему отсутствовал. Кровяное давление Ноэль начало стремительно падать, а сердечный ритм становился все более неровным[18]. Внезапно я заметил, что все смотрят на меня. Время было на исходе. Последний раз я пробовал себя в роли акушера двадцать лет назад, будучи интерном, однако других хирургов в операционной не было. Если я ничего не предприму, ребенок погибнет.
Сомневаться было некогда: надо было срочно делать кесарево сечение и спасать малыша. Мозг Ноэль умер. Долго поддерживать ее кровяное давление мы не сможем.
Мы поместили Ноэль на операционный стол. Анестезиолог быстро ввел наркоз, а я спешно подготовил пациентку к операции. Еще раз я осмотрелся по сторонам, надеясь, что в последнюю секунду зайдет акушер. Внезапно сердце Ноэль начало пропускать удары под характерный писк электрокардиографа. Анестезиолог произнес:
– Давление падает. Препараты больше не помогают. Сделайте что-нибудь.
На лбу у меня проступила испарина, а дыхание участилось. Я почувствовал страх. Тогда я закрыл глаза и принялся медленно дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох. Я снова вернулся в лавку чудес. Я взял скальпель и разрезал ткани живота, а затем матку. Погрузив руки в тело Ноэль, я извлек оттуда ребенка. На его лбу виднелся крохотный порез от скальпеля, однако в остальном он был жив и здоров. Я протянул малыша педиатру, перерезал и пережал пуповину и зашил живот.
Сердце пациентки перестало биться через считаные секунды после того, как ребенок родился.
Сложно радоваться рождению, когда оплакиваешь смерть, но разве не к этому в конечном счете сводится наша жизнь?
На медицинском факультете не учат, как сообщить мужу и двум маленьким детям, что их любимой жены и матери больше нет. Как и любой человек, врач не может не чувствовать отголосков боли, которую испытывают родственники пациента. Скорбь, злость, отрицание и отчаяние накатывают волна за волной. Вот почему многие врачи просто говорят: «Я сделал все, что было в моих силах. Сожалею» – и сразу же уходят, оставляя раздавленных горем людей на попечение больничного священника или другого сотрудника больницы. Не так-то легко сказать мужу о том, что его жена умерла. Никакие слова сочувствия не облегчат боль ребенка, который пока не может в полной мере осознать, что мама никогда больше не приготовит бутерброд с арахисовым маслом, не прочитает сказку на ночь, не поцелует и не обнимет после того, как он упадет.
