Поскольку в этом движении не намечается никакого развития, всем присутствующим ясно, что работу нужно прервать. Я отпускаю заместительницу матери из ее роли и объявляю для группы получасовой перерыв. Пациентка, тихо плача, лежит на полу. Когда два участника группы собираются помочь ей встать, я незаметно для пациентки не даю им этого сделать. Я понимаю, что своей помощью они нарушат интервенцию прерывания. По моему восприятию, первый шаг к решению — это прийти к согласию с матерью, такой, как она есть. Поэтому я веду себя так же, как она, и прошу группу тоже не помогать пациентке.
Так мы уходим на перерыв. Напряженные и растерянные участники покидают комнату и выходят на воздух, на террасу. К нашему общему изумлению, минут через двадцать пациентка, улыбаясь и без своей палки, тоже выходит на террасу. Она направляется прямо ко мне и благодарит. Мы все с удивлением смотрим на то, как она справляется без палки. Она с гордостью заявляет: «Это в первый раз за много лет, что я выхожу из дома без палки!»
Примерно через год после расстановки я получаю от пациентки следующий рассказ:
Зима и весна 2004 года были для меня тяжелым временем. Физически я чувствовала себя очень плохо. В течение шести месяцев я была вынуждена принимать лекарства от воспаления и боли. Я дважды лежала в больнице, но ничего не помогало и не приносило облегчения. Хотя врачи говорили, что я на пути к выздоровлению, я испытывала невыносимые боли в бедрах, пятках и ступнях. Мне требовалась специальная трехопорная ортопедическая трость, на которую я должна была опираться, чтобы с трудом и болью сделать хотя бы пару шагов. Я была в таком отчаянии, что решила пойти на семейную расстановку.
Я вызвалась в самом начале работы группы и стала первой клиенткой. Когда я села рядом с терапевтом, он долго молча на меня смотрел. Спокойный и невозмутимый взгляд дал мне ощущение глубокого покоя. Задав несколько вопросов, он сказал: «Выбери заместительницу для себя и заместителя для меня и поставь их по отношению друг к другу». Хоть я и удивилась, но сделала, как мне сказали, и поставила их напротив друг друга. Вскоре моя заместительница по собственной инициативе подошла к заместителю терапевта, положила голову ему на плечо и заплакала. Затем она очень медленно опустилась на пол, продолжая плакать и крепко держась за заместителя терапевта.
Штефан Хаузнер спросил меня: «Как ты думаешь, у нас хорошая база для терапевтической работы?»
