Габриэль грациозно встала, промокнула губы поданной салфеткой и вышла из кухни – любая модель на подиуме позавидовала бы ее грации, ее прямой осанке, гордому развороту плеч и благородству походки. Габриэль представляла собой удивительное сочетание природной красоты, прекрасного воспитания, верного понимания своего места и положения в жизни. Она была рождена, чтобы быть камертоном, быть примером, идеальным образцом, с которым будут сравнивать других. И не в их пользу.
– Даша, вы не обидитесь, если я тоже поеду? – спросил Марко извиняющимся тоном.
– Нет-нет, конечно. Почему все спрашивают меня?
– Потому что все хотят, чтобы вы чувствовали себя как дома, – пояснил Марко, одновременно набирая номер телефона. Служба такси прислала машину буквально за пять минут. Габриэль не вышла, чтобы проводить Марко. Она исчезла в коридорах восточного крыла, дом затих. Жаклин появилась в дверях кухни-гостиной с явным намерением проводить в апартаменты, приготовленные к нашему приезду, но Андре попросил ее оставить нас.
– Я прекрасно знаю, куда маменька нас поместила. Туда, куда никак не доберутся объективы фотокамер. Не нужно нас провожать.
– Конечно, месье, – это была единственная фраза, которую Жаклин сказала за весь день и весь вечер. Я подумала, что, наверное, за умение молчать и появляться только в самые нужные моменты ее и наняли. А вовсе не за то, как хорошо она умеет мыть тарелки. Я даже думаю, что умею мыть тарелки не хуже. Учитывая, что делала это всю жизнь.
* * *
Сколько мы просидели на кухне, болтая о какой-то ерунде, я точно не помню. Было уже совсем темно, все разошлись, остались только мы с Андре – Жаклин спросила разрешения уйти во флигель, где она жила. Я и не знала, что тут имеется флигель. Однако участок был довольно приличным, и за садом, рядом с тем входом, через который мы попали в дом утром, находился дом для прислуги. Там же ночевал дворецкий.
– У нас не принято, чтобы прислуга оставалась в доме на ночь, – сказал Андре, поднимаясь со своего места. Его взгляд лениво скользил по мне, и я подумала – так и будет, когда мы проживем вместе лет двадцать. Его взгляд будет спокойным, его желания будут умеренными. Эта мысль показалась мне оскорбительной и успокаивающей одновременно. Что-то было восхитительно новым, неожиданным в самом допущении того, что мы можем провести вместе двадцать лет. До этого дня Андре был кем-то вроде героя из сказки или даже триллера: он мог меня пугать, мог привлекать, я хотела на него смотреть, мечтала оказаться в его руках, но не думала о будущем. Я словно смотрела фильм с нами в главных ролях и подозревала, что у такого фильма просто не может быть хорошего конца. Однако я продолжала его смотреть, не в силах оторвать от Андре глаз.
