Сопротивление, без сомнения, росло из категорического отрицания того, что мое состояние – на самом деле болезнь. Как ни странно, это довольно типичная реакция на ранних стадиях заболевания. Перепады настроений настолько неотъемлемая часть жизни и представлений о самом себе, что даже психотические крайности могут казаться временными, объяснимыми реакциями на жизненные события. Я ужасно страдала от ощущения потери себя, того, кем и где я была. Отказаться от полетов разума было трудно, даже несмотря на то, что неизменно следовавшие за ними депрессии едва не стоили мне жизни.
Друзья и родные рассчитывали, что я буду рада стать «нормальной», буду благодарна лечению и с легкостью приму нормальный сон и уровень энергии. Но если вы ходили по звездам и продевали руки сквозь кольца планет, если вы привыкли спать всего четыре-пять часов в сутки, а теперь вам требуется восемь, если раньше вы могли бодрствовать ночи напролет, а теперь не можете, то встроиться в ритм жизни простых смертных – непростая задача. Каким бы он ни был комфортным для других, для вас такая жизнь непривычна, полна ограничений, куда менее продуктивна и безумно скучна. Когда я жалуюсь знакомым на то, что стала менее энергичной, бодрой и живой, они, пытаясь меня поддержать, отвечают: «Ничего, просто ты теперь такая же, как и все мы». Но я-то сравниваю себя не с ними, а с собой прежней. Более того, я часто сравниваю себя нынешнюю с собой «лучшей», то есть во время умеренной мании. И нынешняя «нормальность» так далека от того состояния, когда я была самой яркой, самой активной, полной сил и энергии.
Я так скучаю по себе прежней. Я скучаю по Сатурну.
Моя война с литием началась вскоре после того, как я начала его принимать. Впервые мне прописали этот препарат осенью 1974 года. Но уже ранней весной 1975-го, вопреки советам врача, я прекратила прием. Как только мания прошла и я пришла в себя после последовавшей за ней ужасной депрессии, мой разум выстроил целую армию обоснований сопротивления лекарствам. Одни из них были чисто психологическими. Другие были связаны с побочными эффектами от высоких доз лития, которые были нужны для удержания моего настроения в норме. (В 1974 году в медицинской практике было принято назначать более высокие дозировки лития, чем сейчас. Потом я многие годы принимала меньшие дозы препарата, и практически все побочные эффекты исчезли.) С побочными эффектами, которые мучили меня первые десять лет лечения, было трудно справиться. Для небольшой части пациентов, включая меня, терапевтическая доза лития, то есть та, при которой он начинает действовать, опасно близка к токсической.
