Наступил момент, когда я решила, что, если мой разум не станет прежним, я убью себя. Сброшусь с ближайшей двенадцатиэтажки. Я дала себе двадцать четыре часа. Но я не чувствовала времени – миллионы мыслей, влекущих и болезненных, проплывали мимо. Бесконечные и ужасные дни бесконечно ужасных препаратов – торазин, литий, валиум, барбитураты. Все это наконец-то подействовало. Я почувствовала, как мой разум замедляется, как я снова его контролирую. Но прошло еще немало времени, прежде чем я снова начала ему доверять.
С человеком, в тот период ставшим моим психиатром, я познакомилась, когда он был старшим ординатором Института нейропсихиатрии Калифорнийского университета. Высокий, привлекательный, уверенный в себе, он обладал железной логикой и отличался острым умом и чувством юмора, которое смягчало этот внушительный образ. Он был жестким и дисциплинированным и прекрасно понимал, что и как следует делать. По-настоящему преданный своей профессии, он был отличным учителем. В тот год, когда я была интерном на кафедре клинической психологии, он руководил моей врачебной работой в стационаре для взрослых пациентов. Он стал для меня примером рационального мышления и эмпатии в клинике, где доминировали самолюбование и бессмысленные рассуждения о внутренних конфликтах и сексуальности. Он твердо придерживался мнения о необходимости раннего и интенсивного медикаментозного лечения психотических пациентов, но также был уверен в важности психотерапии для облегчения состояния больного. Его доброта к пациентам в сочетании с глубокими познаниями в медицине, психиатрии и психологии произвели на меня сильнейшее впечатление. Он стал единственным, кому я смогла довериться, когда у меня началась буйная мания сразу же после начала работы на факультете. Я интуитивно понимала, что у меня нет ни малейшего шанса сбить его с толку. В момент полной растерянности я приняла удивительно здравое решение.
Когда я впервые записалась к нему на прием, то была не просто серьезно больна. Я была в полном ужасе и растерянности. Я никогда еще не посещала психиатра и даже психолога. Но у меня не оставалось выбора. Я окончательно теряла рассудок. А без профессиональной помощи наверняка потеряла бы работу, без того разваливающийся брак, а возможно, и жизнь. Я ехала из своего университетского офиса в его приемную в долине Сан-Фернандо. Был приятный южный вечер, чудесные часы, но впервые в жизни я дрожала от страха. Мне было страшно от того, что скажет мне врач, и страшно от того, что он мне не скажет. Я не видела никакого выхода из своего положения и не понимала, может ли хоть что-то мне помочь.
