Вы там держитесь… | страница 8
Доктор Жикил
Старая тема похищений (года два назад по ТВ всерьез говорили, как нас похищают американцы) продолжается: я намедни бегала в магазин за одной мелочью и покурила с Коляном.
– Опять (говорю ему) тему похищений подняли: помнишь, как Лёлика похищали и как Петрович говорил, что это америкосы наших карликов спаивают, а нацпредатели говорят, что у нас якобы в деревнях даже дети пьяные?
– Помню, конечно! А че они опять возбудились-то? Кого-то похитили, штоле?
– Ну да, и говорят, на органы отдали…
Колян затянулся, почесал затылок:
– Нашли у кого органы брать! Органы-то у нас тово-с, проспиртованные: возьмешь печень у Михалыча, к примеру, а из нее водка сочится… Потом пришпандоришь какому-нить америкосу, и он пить начнет, гулять, жене изменять. Но печень – это что! Я тут слышал, голову хотят пришить кому-то чужую?
– Да, вроде будет такое. Уникальная, говорят, операция предстоит.
Колян хмыкнул:
– Представляю (говорит) ихнего сенатора с головой Михалыча. Пойдет он в свой этот сенат и давай матюкаться. Ну ему по новой оторвут эту голову-то, которая пришитая… Кароче, бесполезняк. Не нужны им ни наши печенки, ни головы: я так думаю. Сами потом пожалеют, если чо. Вот если бы наоборот…
– В каком смысле?
– Ну, Михалычу голову ихнего сенатора. Англоговорящую. Это вапще было бы атас: голова по-аглицки шпарит, а печень выпить просит. Какой-то… ну этот… как его?
– Кентавр?
– Во! Страшнее не придумаешь. Или этот…как его? Доктор Жикил и этот…
– Мистер Хайд?
– Мистер Михалыч. Жуть.
Мертвые души
Пока я была в театре, к маме заходила Бабыра.
– А где Диля? – спросила Бабыра.
– В театр пошла, – сказала мама.
– Да что ты? – почему-то изумилась Бабыра.
– Она каждый день теперь туда ходит, – сказала мама.
– Да что ты? – опять изумилась Бабыра.
– А что тут удивительного? – спросила мама.
– Я в театре была раза два в жизни, – сказала Бабыра. – И больше никогда не пойду.
– А что так? – спросила мама.
– Лет писят тому назад, еще по молодости, смотрела «Горе от ума». Так там Чацкому было лет семьдесят и он был страшно толстый. И гундосил…
– Карету мне, карету?
– А вот это он прокричал, да так страшно, что я испугалась, – сказала Бабыра.
– Ну а во второй раз че смотрела? – спросила мама.
– Какую-то производственную пьесу. Про партсобрание какое-то. Прямо на сцене. А я как раз пришла с партсобрания: и опять попала на партсобрание. Это был ужас. Но пришлось сидеть до конца: билеты-то распространяли насильно. Все начальство было. А Диля на что пошла?
