— Интересно, девки пляшут, — воскликнул Алексей Порогов. — Какие плохие дяденьки! А как же честь, совесть, забота о народе, Закон, в конце концов?
— Лёша, детский сад, Закон для них именно там, в заднице. Когда им надо, Закон впереди, когда не надо, он в конце. А честь и совесть, эти понятия в одном таком лице суть несовместные. — Возразил майор. — Они же добились в жизни главного, взошли на Олимп, а там, извините, у них другая задача.
— Понятно. Значит, мочить дяденек в сортире, и все дела.
— Ага, мочить. — Хмыкнул Цветков. — А депутатская неприкосновенность, как тебе? А политические течения? Риторика вообще и ни о чём… Лёша, они же «круглые», со всех сторон защищённые, дела проводят тонко. Часто за гранью фола, но взять их не моги. Не за что. Они всё делают чужими руками. Да и адвокатская, и физическая поддержка у них, извините, не хухры-мухры. Знаешь, как они вооружены и кто их тренирует?
— Догадываюсь.
— Лёха, тут не догадываться нужно, тут противостоять необходимо, грамотно и в полном соответствии. А мы? Вот ты, салага, куришь, дымишь вовсю, трубкой красуешься, значит, ни догнать, ни убежать ты не сможешь. А там, у бандосов, в первом эшелоне в основном спортсмены, бывшие кандидаты в мастера спорта. Кандидаты в мастера, сечёшь? И вооружены они, стервецы, лучше нашего. А стреляют… Это только в кино они палят в молоко, а наши — чётко прицельно. На самом деле, у них мандража нет, а мы боимся в человека попасть…
— В преступника. — Поправил Алексей.
— Да, в преступника. Но у него преимущество, дорогой мой, он стреляет первым. А мы…
— Как положено при задержании: первый выстрел вверх…
— Понятно. Вот тебя, при задержании, и положат.
— Васильич, не накаркай. — Одёрнул Мухин.
— Я же образно. Извини, Лёша. Это про нас всех. Тьфу, тьфу…
— А как надо?
— А надо… А надо как у них там, за границей. При первом же хоть устном, хоть физическом неповиновении, полицейский стреляет первым. И этим всё решает. Он защищён законом. Я был там, на стажировке, в Канаде, видел.
— Ты был?! Интересно, Васильич, расскажи…
— Потом как-нибудь. — Отмахнулся Цветков. — Как поймаем этого, который вазы с картинами увёл, будет время, расскажу. Что там по Токареву, Сергеич, по управляющему?
Разговор перешёл в нужное русло. В кабинете всё так же пахло трубочным табаком, но Порогов уже не курил, сосредоточенно выбивал трубку о край пепельницы. В раздумье морщил лицо. Мухин поднялся из-за стола, подошёл к окну, распахнул створки. Окно открывалось во внутрь, снаружи чернела решётка.
