Нет, курс прежний!
В мае1988 года комке прицепилась Оренбургская филармония!
— У нас по области идет фестиваль «Русское поле». Давай, Кузя, мы твой «Ласковый май» на гастроли запустим.
— А нету больше, — отвечаю, — «Ласкового мая». И Шатунов мне теперь как-то до фени.
— Слышали, слышали… — бодренько заявляет представитель филармонии. — Ничего, музыканты ругаются — только тешатся. Мы все организуем. И Шатунова из интерната отпросим. И директрису к порядку призовем. В этом фестивале заинтересован сам облисполком. Кстати, заодно и песни твои зарегистрируем там. Чтоб не выглядели они бесхозной добычей.
По поводу «добычи» я внутренне ухмыльнулся. По тем временам регистрация песенного материала была формой цензуры. Если Тазикенова простодушно предлагала «все тексты на стол на проверку», то научно-методический центр (или как там эта «бенкендорфщина» называлась?) при отделе культуры облисполкома действовал тоньше: делал видимость заботы об авторском праве. И никаких гастролей без подобной «заботы» быть не могло…
Я пожал плечами: попробуйте…
С регистрацией моих песен все прошло гладко. 20 мая Оренбургский облисполком зарегистрировал (читай: «отцензурировал») «11 наименований».
А вот «Шатуновым вышла осечка. Обескураженный «филармониист», как школьник, отчитанный за непослушание, развел руками: «Шатунова директор не отпускает…» Потом он вновь обрел былую уверенность:
— Ничего. Давай Пахомова запустим… Тоже верная «касса»…
Я подумал и согласился. За несколько дней до этого мы с Костей раздали по «Звукозаписям» (не отказывался уже никто!) новый альбом, в его исполнении. Гастроли могли послужить рекламой этому альбому. А главное, могли подсказать: существовать ли новому «Ласковому маю». Т а к о м у.
…Костя появился у нас после того, как мы с Шатуновым «раскрутили» первый альбом. Пришел и сразу быка за рога:
— Хочу петь…
Я его прослушал, вроде все нормально. Слышит хорошо. Голосом владеет неплохо, голос хороший, чистый. Но я сразу понял: это не «мой» голос, мне такой не нужен. Однако, поскольку у нас мертвым грузом лежало несколько песен, которые не подходили Юре, я решил записать их с Костей. Подошел к Шатунову:
— Юрий Васильевич, как ты, если я с Пахомовым запишу то, что тебе негоже?..
Он:
— Валяй!
Ты начал складываться Костин репертуар. В него вошли песни «Вечер холодной зимы», «Что ж ты, лето», «Цветы»… Потом, уже специально для Кости, я написал «Встречу», «Самый первый полет»… (Позже я сдуру переписал их Разину. В чем вина полностью моя…) С этим репертуаром мы и двинули по области.
