До конца каникул оставалось еще несколько недель. За это время Пол успел поразмыслить о том, что в предложении, сделанном доктором Штокманом за завтраком, всего через час после того, как они познакомились, и подтвержденном им несколько дней спустя в весьма дружеском письме из Гамбурга, было нечто странное. Полу стало интересно, что рассказал о нем доктору Штокману ректор Клоус.
Смутные предчувствия вселило в него второе письмо от Штокмана, полученное десятого июля. В нем было сказано, что Эрнст, как подписался на сей раз доктор Штокман, ждет Пола двадцатого числа. Пол взял билет на пароход «Бремен» линии «Гамбург — Америка», отходивший вечером девятнадцатого из Саутгемптона в гамбургский порт Кюксхавен.
Вечером накануне отъезда в Гамбург Пол навестил Уильяма Брэдшоу в доме его матери — украшенном лепниной ранневикторианском строении, стоявшем в похожем на сад тихом сквере в Бэйсуотере. Пока он поднимался по парадной лестнице, дверь открыла дама, скромно одетая — хотя минуло уже десять лет, как был подписан мирный договор — на манер солдатской вдовы. Она окинула его взглядом таких же больших и внимательных глаз, как у Уильяма, только в отличие от его, так сказать, мажорной тональности будущего в ее взгляде сквозила минорная тональность грусти и смирения, обращенных в прошлое. Несмотря на рассеянно-мечтательное выражение лица, в затуманенном взгляде миссис Брэдшоу чувствовалась некая непреклонная решимость. Голосом, в коем послышалось натужное дружелюбие, она сказала:
— Вы, наверное, к сыну. Ему слегка нездоровится, поэтому я уверена, что он будет рад вас видеть, — (отмежевывается от этого удовольствия, подумал Пол). — К сожалению, я должна навестить старинную подругу, которая серьезно больна. Если подниметесь на один пролет, то найдете Уильяма в его кабинете — наверху, первая дверь направо. Наверняка наш больной вас уже заждался.
Тихо закрыв за собой дверь, она оставила Пола на лестнице одного.
Он взбежал по ступенькам и постучался в дверь кабинета. Как только Уильям впустил его, Пол спросил:
— Это твоя мама?
— А кто же еще? — с горечью отозвался Уильям. — Наверняка она сидела в своей норе и подсматривала сквозь занавески, чтобы, прежде чем выйти, успеть составить мнение о моем госте. Каждый из моих друзей подозревается в самом худшем. Она хочет превратить этот дом в тюрьму, а сама стать моей надзирательницей. Боже, с каким удовольствием я уехал бы из этой дыры! Саймон сказал, что ты сматываешься за границу.
