Лавондисс | страница 73



, точно. Я слышал ее еще совсем молодым человеком, и она убежала у меня из головы прежде, чем я успел записать ее. — Он улыбнулся Таллис. — Было бы замечательно найти ее. Если услышишь ее, зови меня. Новая песня может работать, как заклинание.

Таллис торжественно кивнула. И подняла руку, когда большой человек пошел прочь. Потом окликнула его:

— А есть ли имя, которое ходит с тобой во время поисков песен? 

Он повернулся, поднял палку и засмеялся.

— Уильямс, — крикнул он в ответ. — Самое обычное имя. Очень простое. А вот Таллис — милое имя. Очень милое. Увидимся на фестивале!


Он повернулся и пошел обратно к лесу, немного прихрамывая, но очень целеустремленно.

Вскоре он достиг манившего ее леса и исчез из вида, но его слова ударили по ней с такой же силой, как неожиданное и насмешливое эхо. 

В новой песне есть магия.

Да! Конечно! Вот и ответ. Песня. Новая песня.

Наконец-то. Так легко. Так просто. Она споет песню в память Скатаха. Тихую песню, сотканную вокруг его камня из ее собственных желаний и видений, повторенных и обогащенных теми неведомыми краями, которые были ее страстью. И будет петь, пока чары не рассеются.

Песня для Скатаха.

Она побежала на луг Камней Трактли. Она уже знала первые слова, хотя и странно мрачные, даже холодные, несмотря на яркие образы... и еще нет мелодии:


Огонь горит в Земле Призрака Птицы

В Земле Призрака Птицы лежит моя юная любовь...

Рассею я черных хищных птиц...


Кости часто напевал. Иногда он пел за работой, иногда, когда сидел и пил сидр, а иногда просыпаясь после сна на своем стуле у яблочного сарая. Таллис никогда не понимала слов — он жужжал на слишком сочном диалекте — но мелодии были прекрасны. И однажды, где-то год назад, они заговорили о песнях, и сейчас она вспомнила тот разговор.

— Как ты можешь помнить так много разных мелодий? — спросила она у него.

— Мелодия — это просто, — ответил он. — Самое главное — слова. Как только в тебе возникнут новые слова, мелодия придет сама, из сердца. Она всегда живет там.

— Но твои мелодии — великолепны.

— Ага, значить, тебе нравится мое пение?

— Нет, — призналась Таллис. — Не твое пение. Не слова. Только мелодии.

Кости захихикал:

— Уже хорошо. Потому что я не думаю о них слишком много. Они приходят как бы оттуда, где живут, ну, не украшенные. Мой папаша пел их мне, а евоный — ему. Кости пели их с... разбери меня гром, если я знаю с какого времени. Небось с тех пор, как Всемогущий бог пел их Адаму.

Таллис побежала к полю, на котором лежали камни, и, подчиняясь внутреннему импульсу, прыгнула на упавший монолит, который, быть может, назывался Скатах. В ветвях деревьев, стоявших вокруг луга, послышался взволнованный щебет. Птицы, конечно. Они прятались в ветках дубов и на живых изгородях, глядели на богатое пастбище и не могли пролететь над ним.