На какое-то время воцарилась жуткая потрясенная тишина. Таллис глядела на запятнанную красным воду. В голове крутилась только одна мысль: «Ручей Охотника. Я назвала его так годы назад. И назвала его для этого мгновения... »
Потом она увидела более маленького олененка; он вернулся на место смерти и нюхал воздух.
Таллис встала. Животное увидело ее и испуганно побежало от ручья в поля, а оттуда к пустынному кряжу, где темные хищники увлеченно клевали червей. Таллис перешла вброд ручей и побежала за ним, крича на ходу:
— Это не я! Подожди! Если ты из стада Сломанного Парня, я хочу, чтобы ты узнал мой запах. Подожди!
Она побежала на холм, запинаясь в высокой траве. Олененок перевалил через кряж и исчез, только мелькнул короткий вздернутый хвост; задние ноги решительно и печально били по воздуху.
Таллис не сдалась. Она уже почти добежала до высшей точки поля, начиная с которой оно становилось плоским и тянулось до самого Райхоупа; отсюда она ясно видела черную линию, ярко выделявшуюся на фоне сине-серого неба за ним.
И, внезапно, оттуда поднялась черная тень с огромными крыльями. Таллис выдохнула и упала на колени, ее сердце билось как ненормальное.
Не крылья. Рога: темные, широкие, древние, ужасные... Огромный зверь вышел из-за горизонта и уставился на нее: передние ноги широко расставлены, из подрагивавших ноздрей шел пар. Таллис никак не могла отвести взгляд от рогов: огромные костяные клинки, искривленные и острые, в десять раз шире, чем у обычного благородного оленя; они, как скимитары[9], слегка закруглялись ближе к концам.
Великий Лось нависал над землей: выше любого коня, глаза больше камней, нереальный, фантастический...
Таллис не отрываясь глядела на него, и вот его черты расплылись, изменились. Это было видение; оно растаяло, и на его месте появился настоящий олень-самец. Да. Сломанный Парень. Обломанный отросток ясно виднелся на фоне серого неба. Рога, несбрасываемые, нереальные, были достаточно широки, но далеко не чудовищны, как мгновение назад. На вершине холма стоял странный, но знакомый зверь, вечный олень, и глядел на нее. Да, именно на нее. И возможно, спрашивал себя, должен ли он напасть на нее, забодать, забить копытами; или оставить ее в покое, потому что она ни в чем не виновата.
Тем не менее он, конечно, чуял кислый запах внутренностей и крови, и знал, что его отпрыск мертв. Таллис знала, что он знает. Ее лицо побелело от страха. Зверь глядел за нее, на лесистую речку. Возможно, на призрак своего ребенка. Возможно, высматривал след убийцы. А возможно, ждал запаха костра и поджаренного мяса, и запаха охотника, одетого в шкуру оленя и пожирающего свою добычу.
