После всего сказанного до сих пор о характере словено-русского быта до варягов мы считаем себя вправе заключить: будь призвание князей проявлением в словено-русских племенах потребности перехода от родового или, как другие хотят, общинно-семейного быта в гражданский, следы этого перехода отозвались бы в каждой строке летописи; но где они? Где намек на Рюрика, Олега, Игоря, Святослава как на миротворцев, посредников между враждующими родами или общинами? Как до Рюрика, так и при князьях варяжской династии начальная история знает одни только племена. Ольга идет по Древлянской и Новгородской земле, уставляя уставы, уроки и дани; о примирении родов, общин, старейшин нет и помину. Представление, какое иные из наших исследователей себе составили о внутреннем устройстве доваряжской Руси, взято, по их собственному сознанию, из примеров позднейшего времени, указывающих, говорят они, на древний быт племени, а не на последующие нововведения. Но по учению тех же исследователей, варяжские князья призваны именно для нововведений. Находя на Руси XII–XIII столетий те самые учреждения, для безотлагательной отмены которых новгородцы и полочане решились на призвание князей от враждебного скандинавского племени, мы вправе предположить, что необходимость наряда, как цель, мало отвечала отчаянной попытке северных общин, как средство. Варяжские династы не только не касаются коренных постановлений словено-русского общества, но еще при первой возможности подчиняются добровольно его основным законам; Святослав делит Русскую землю между своими детьми на общих всем славянским народам правах княжеских родов. Где же новый элемент, внесенный варягами в русскую жизнь? Где отличие во внутреннем быте восточных племен до варягов и при варяжских князьях?
Я не отрицаю присутствия родового начала в коренных явлениях древнерусского быта; это начало живет и доныне в исконных учреждениях славянского мира. Но между началом и бытом есть рознь; первое допускает даже противоречащие ему постановления общегражданского свойства; при исключительно родовом или исключительно общинном быте не может быть речи ни о сословиях (а они были: бояре, гридь, огнищане); ни о городах, как отдельных центрах, при особом значении племенного и религиозного старшинства; ни о наследственности в родах княжеских и т. п. Вообще жизнь народов явление сложное, не удобоподводимое под какой-нибудь предвзятый теоретический уровень; всего менее здесь, где дело идет о народе древнем, земледельческом, бывшем, как думают не без основания, еще до Геродота в близких сношениях с греческими поселенцами Черномория. Ни в каком случае, а для нас это главное, сказание летописи о призвании князей не найдет себе пояснения в навязываемых славянам и финнам искусственных побуждениях; по учению норманистов, варяги призваны для оберегания славян и чюди от нападений балтийских пиратов, и они не оберегают их ни от каких нападений; по учению приверженцев родового и общинного устройства, они призваны миротворцами между родами и общинами; и они не мирят никаких родов или общин.
