Свет в подъезде не горел. Вернее, горел только на его площадке и еще где-то выше, через несколько этажей. Было сыро, свежо и темно, отчетливо слышался неумолчный шелест. Артем любил дожди.
Он уже спускался во влажную темноту, как вдруг ему послышался негромкий стон и тут же испуганный шепот: «Тише! Тише, пожалу…» — не договорив, голос умолк.
Артем стоял, прислушиваясь — ноги уже в темноте, на невидимых избитых ступенях, а тело еще в относительном благополучии света.
Ничего больше он не услышал, но развернулся и пошел наверх — на голос.
Голос был детский. И стон, стон тоже был детский. Может быть, это и галлюцинация. Но проверить стоило.
Иногда, какой-то магией преодолевая домофон и кодовую дверь, в подъезд пробирались подростки-наркоманы. Из самых несчастных, которым негде было больше уколоться или нюхнуть.
Если там валяется ребенок в передозе или, наоборот, в абстиненции, нужно вызвать скорую. Если у них все нормально… Пойду своей дорогой, кому они мешают? И не милицию же на них натравливать, в самом деле?
Так решил Артем, с некоторой опаской поднимаясь по ступеням. Ведь на самом-то деле он не знает, что там наверху. Как с этим котом Шредингера. То есть там могут быть дети или… или мертвые дети, ха-ха.
— Там есть кто-нибудь? Я ничего вам не сделаю. Я просто хочу узнать, все ли в порядке.
Тишина. Артем окончательно успокоился и про себя решил, что, для очистки совести, дойдет до освещенной площадки и, если никого не увидит, уйдет обратно.
Дошел.
На подоконнике, на фоне черного, постоянно оплывающего из-за струй стекла сидели двое.
Мальчик и девочка. Очень худенькие, очень бледные в коробке этих голубых масляных стен, под прямым ярким светом и с ночью за спиной.
Девочка поддерживала мальчика, который полусидел в безвольной позе, уронив голову на грудь.
Черт, сколько им лет? Девять, десять, двенадцать? Слишком давно не видел детей. Но они не наркоманы. Кажется.
— Что? Что случилось? — Артем все так же стоял, не поднимаясь к ним, словно ему было нужно… нет, не разрешение, но хотя бы какая-то реакция безмолвной девочки с неподвижным взглядом.
Мальчик хрипло кашлянул — так иногда кашляют пожилые коты — и медленно поднял голову.
Близнецы! — успел подумать Артем, через ступеньку взбегая наверх, — ну надо же.
Кажется, девочка наконец заговорила, но Артему было не до того. Он надеялся, что ему показалось, хотя и сам не очень верил. Когда мальчик на мгновение поднял голову, он увидел, что у ребенка прострелена щека. Как будто кто-то заставил его широко открыть рот, а потом приставил дуло к натянутой коже и выстрелил.
