Мадемуазель Альберт помолчала, потом снова обратилась к Софи:
— Будьте добры, предоставьте мне подробный доклад о прогулке, мисс Джонсон.
Софи вздохнула и принялась рассказывать.
— Полагаю, вы никого не встретили? — поинтересовалась мадемуазель, выслушав девушку. — Послеполуденное время — слишком раннее для прогулок петербургского общества.
— Никого, мадемуазель. Кроме… да… одной дамы в карете. Алексис даже отдал ей честь. Он восхитился ее лошадьми.
— Как ее имя?
— Анна Егоровна, мадемуазель.
— А… — Мадемуазель Альберт резко развернулась и удалилась в покои Елены Петровны.
— Кто такая Анна Егоровна? — спросила Софи.
Эдвард Хенвелл, не отрываясь от проверки выполненных Софи упражнений по русскому языку, ответил:
— Балерина.
— Я подумала, что она красива.
— Она действительно красива.
Сидя за маленьким столиком у окна, они говорили по-английски. В другом конце комнаты фрейлейн Браун суетилась у кипящего самовара. Эта маленькая, полная женщина с добродушным лицом строго почитала дисциплину. Она сумела добиться уважения девочек, но не их любви. Мадемуазель Альберт полностью одобряла ее методы и не жалела похвалы.
Фрейлейн Браун налила Софи чай, который мистер Хенвелл отнес ей. Фрейлейн Браун, просияв, кивнула Софи.
— Русский… продвигаться, да? — спросила она. Покачав головой, Софи засмеялась:
— Я никогда не одолею этот язык. Он слишком труден.
— Пытаться, пытаться, — одобряюще проговорила немка.
Эдвард Хенвелл посмотрел на склоненную головку Софи. О чем она думает? Ее зеленые глаза оставались скрытыми от его взора. В лучах вечернего солнца волосы девушки отсвечивали золотом. Ему захотелось коснуться их… Софи… независимая, маленькая Софи.
Девушка почувствовала на себе его взгляд и подняла голову.
— Но я его выучу, — заявила она. — Если вы будете столь добры, найти для меня время. Я ваша должница.
— Вы говорите так, словно это долг чести, который необходимо вернуть, — улыбнулся Эдвард.
— Так оно и есть.
— Вы выглядели такой задумчивой. Вы об этом думали?
— Возможно.
Глядя, на фрейлейн Браун, Софи подумала о том времени, когда немка получит пенсию, и будет доживать остаток жизни в тепле и уюте, под крышей дома своего заботливого хозяина. Неужели и ее ждет такая же участь? Она вспомнила утонченное лицо Анны Егоровны, и это воспоминание странным образом встревожило ее. Софи не понимала почему. Она спрашивала себя, не завидует ли петербургской красавице, ее внешности и положению. Анна Егоровна… Это имя почему-то вызывало беспокойство. Она больше чем красива, подумала Софи. Женщина просто излучает красоту.
