Противники сражались в ближнем бою, так же, как боролись и примитивные
предки людей. В тактике Малаглина отсутствовало какое-либо искусство. Он
сражался, как лев или тигр, в бешеном исступлении примитивного человека.
27
Снова и снова Конан получал удары, которые могли сломать его шею, как гнилую
ветвь. Но и удары Конана в ответ производили хаос. Высокий властитель
Мантталуса качался и трясся от них, словно дерево в бурю, но снова двигался
вперед, как тайфун, нанося мощные удары, которые сотрясали Конана — дергая и
разрывая его мощными пальцами.
Только необыкновенная скорость и боевой опыт позволили Конану защищать
себя так долго. Его голое по пояс, уже исцарапанное и все в синяках, тело дрожало
под ударами. Но и грудь Малаглина начала вздыматься от усталости. Его лицо
выглядело как сырой кусок мяса, а тело несло на себе следы ударов, которые уже
убили бы более слабого человека.
С криком, который был наполовину проклятием, а наполовину стоном,
король бросился всем телом на киммерийца, свалив его своим весом на землю.
Когда они упали, он ударил Конана коленом между ребрами, пытаясь раздавить
своим огромным весом его грудь. Но варвар извернулся, и колено правителя лишь
скользнуло по бедру, а сам Конан выбрался из под падающего тела.
Падение разделило сражающихся бойцов, и они вскочили в одно и то же
время. Сквозь пот и кровь, заливающие глаза, Конан увидел возвышающегося над
ним короля, шатавшегося от усталости, с вытянутыми руками и кровью текущей
по его огромной груди. Малаглин втягивал живот, жадно хватая воздух, и Конан,
используя этот момент, со всей своей силы нанес удар левой рукой в солнечное
сплетение. Правитель с хрипом выпустил воздух, и, опустив руки, согнулся, как
поломанное дерево. Правая рука Конана описала дугу, а затем ударила противника
в челюсть, после чего Малаглин упал и замер на земле.
В изумленной тишине, которая наступила после падения короля,
пораженные взоры всех обратились на падшего гиганта, и стоявшую над ней,
шатавшуюся от усталости фигуру. А вскоре, после этого со двора донеслись
задыхающиеся крики. Они становились все громче, смешиваясь с грохотом копыт,
который внезапно оборвался у внешней лестницы. Все повернулись к двери, в
которой появилась измученная, окровавленная фигура.
— Страж перевала! — воскликнул Сидрик.
— Гирканцы! — захрипел мужчина. Между пальцев его зажатой на боку
