Действие увлекало меня, а поэзию «Слова...» я пробегал глазами.
Но однажды на Днепре ко мне подкралась большая черная туча. Вдруг заложило уши. Плотва перестала клевать. Всё потемнело. Притихло. Я оглянулся: гроза! По воде бежала рябь. Остро и жалобно пахла полынь. Почему-то вспомнилось «Слово о полку Игореве» — смутно, без слов. Ветер надул рубаху; через реку летели, каркая, вороны.
Схватив удочки, мы бежали домой. Город стоял на круче. Бежали кусты, трава, косцы, словно кто-то гнался за ними. Добежать до невидимой стены, за ней — спасение.
Потом я понял, что это была не только игра воображения, но и страх предков, которые спасались от погони за степами города. С городского вала я любил смотреть на заходящее солнце. Почему оно так волнует нас?
Все изменилось на земле. Но закаты, грозы, туманы не меняются. И наши чувства в эти часы схожи с чувствами наших далеких предков. В нас как бы просыпаются их страхи, обиды, тревоги. «Дремлет в поле Олегово храброе гнездо. Далеко залетело! Не было оно на обиду рождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, черный ворон, поганый половчанин!»
А вот слово поганый я понимал буквально, хотя в то время оно не имело теперешнего смысла. Латинское поганус —идолопоклонник, язычник. В «Слове...» оно звучит скорее как «иноверец».
Вообще нашему народу не свойственно пренебрежение к другим народам. В годы тишины и перемирий русские князья и половецкие ханы вступали в родство. «Лесостепные» браки в то время не редкость.
Великие творения, как и люди, с возрастом начинают «чудить». Проходит 500, 800 лет — и в гениальной поэме прочитывается идея, которой не было у автора. А точнее, не могло быть в то время. Читаю лукавый спор Кончака с Гзой. Кончак — против убийства Владимира Игоревича: зачем мстить соколенку за то, что сокол улетел? Лучше опутать его красной девицей. Быть может, этот спор Кончак вспомнил уже на свадебном пиру, когда Кончаковна стала женой Владимира Игоревича. Может, и автор «Слова...» был на этом пиру? Слушал, как Игорь Святославич, обнимая Кончака, весело рассказывает: «Если бы вы не свернули к броду, то догнали бы меня вот здесь». Хохочут!
Со временем и беглец и преследователь с удовольствием вспоминают подробности погони, если равноправно сидят за одним столом. Да еще за свадебным.
Половцев тоже раздирали усобицы. С нашествием Орды честное слово и милость победителя перестали существовать. И коварство половцев уже казалось наивным. Ведь Игорь в плену у Кончака имел свой шатер, слуг, ездил охотиться.
