Ему стало нехорошо оттого, что уснул, но он не успел погрузиться в себя. Откуда-то явившийся Сашка суетливо поставил ему на колени лакированный чёрный поднос с чашкой горячего кофе и с кренделем, как он любил и дома всякий день пил по утрам, словно ничего не случилось, Сашка улыбался всем ртом.
Он отвернулся и пробурчал:
— Это не надо, прими, Александр.
Ощутив, что подноса на коленях тотчас не стало, подивившись небывалой покорности своевольного Сашки, он вскочил и поспешно стал одеваться, страшась опоздать.
Всё было вычищено, выглажено и у него под рукой, верно, Сашка старался вовсю, позабыв свою неистребимую лень.
А глаза всё глядели в упор, без упрёка, обречённо, беспомощно, понуждая спешить и спешить.
Ион неуклюже топтался у него за спиной, говоря:
— Сказали, что худо ему.
Он сморщился, вспомнив, что он в этом непростительном доле кругом виноват, и грубо отрезал:
— Как не худо, с пулей в боку.
Ион, не возражая, с неловкой мягкостью попросил:
— Позавтракали бы сперва, Александр, самое время поесть, вчера не обедали вовсе, сутки прошли.
Он испугался, резко поворачиваясь к нему:
— Какой, к чёрту, завтрак? Звал же, так надо спешить!
Он вовсе не понимал, за какой надобностью должен он ехать, и даже подумал, как-то отрывочно, вскользь, точно тайком от себя, под каким бы предлогом не ездить, да это напоминанье обеда, а в самом деле, как угадывалось, о том, что время у него ещё есть, оттого что тот ещё жив, подстегнуло его, и он окончательно заспешил, и внезапно пришедшая мысль, что успеет перед тем оправдаться во всём, подгоняла его, отчего копошился он дольше обыкновенного, то не попадая в рукав, то позабыв про жилет.
Ион, готовый давно, дожидался предупредительно, стоя у двери с вытянутым несчастным лицом: плохи, стало быть, были у бедного Васьки дела.
Наконец Сашка подал трость и цилиндр и набросил шинель.
Наёмная карета ждала у крыльца.
Они молча сели с разных сторон. У него промелькнула благодарная мысль, что верный Ион заранее позаботился обо всём, ничего не забыл, а Ион, склонившись, заглядывая в лицо, вполголоса говорил:
— Дело теперь заведётся, в полиции или где, так все мы должны говорить...
Согласно с указом, которым строго-настрого воспрещалась дуэль, дело должно было завестись непременно, однако к этому делу он был равнодушен, точно оно не касалось его, только несчастного Иона, которого затащил ради шутки, экий болван, стало вдруг страшно жаль, и он грубовато, отрывисто оборвал:
