Когда плачут цикады | страница 37
— Десять долларов, — говорю я. Эшли ненавидела эту лампу. Девушка дает мне десятидолларовую купюру и уходит с лампой.
— Сколько за это?
Прежде, чем успеваю обернуться, я узнаю голос.
— Эшли.
Она держит бамбуковый стебель — ее любовный бамбуковый стебель. Я, практически не дыша, просто смотрю на нее.
— Мы можем поговорить? — спрашиваю я.
— Я не могу, — ее улыбка исчезает под толстым слоем сочувствия. — Я с мужем.
— Ты замужем? — мое сердце падает в самое глубокое ледяное ущелье у меня в груди.
Она кивает и ставит растение обратно.
— Эй, дружище, Кристен сказала, что у Калеба позже собирается компания, — Джек внезапно оказывается передо мной. Я смотрю на него, а потом обратно на Эшли, но она ушла.
— Не сейчас, — говорю я Джеку.
Я сканирую толпу мужчин и женщин, детей и собак на поводках, резко разворачиваюсь на пятках, как всегда это делаю, и прежде чем успеваю обернуться полностью, Эшли возвращается.
— Пойдем, — говорит она. — Идем со мной.
Она взлетает к реке. Я так взволнован или ошарашен, но это проходит через несколько минут, и я отталкиваюсь и лечу за ней.
— Ты замужем? — догнав, снова спрашиваю я. Запах ее духов оживляет мои чувства и напоминает мне, как сильно я по ней скучаю.
— Да, недавно вышла, — говорит она и протягивает мне кольцо. С тем же успехом она могла бы протянуть мне нож.
— Ну, он счастливчик.
Удивительно, как спокойно я говорю. Удивительно, насколько спокоен я.
Я провожаю ее к скамейке с видом на реку. Вода темная, мутная и жуткая. Я никогда не видел ее такой.
Она садится, и я тоже. На ней длинное белое платье. Сбоку разрез. Угол платья поднимается на ветру, обнажая загорелую кожу ее бедра.
— Мы когда-то сидели здесь, — говорю я, делая вдох. Воздух больше не плотный, — ты помнишь? Это было наше первое свидание.
Она улыбается.
— Конечно, помню.
Я чувствую, как уголки моих губ приподнимаются от этого. То, что она думает и вспоминает то, что связывало только нас двоих, делает меня снова счастливым… на миг.
— Почему это причиняет такую боль? — спрашиваю я.
Ее улыбка немного увядает.
— Это не должно быть безболезненным, Рэм. Это должно того стоить.
Я принимаю ее объяснение. Однажды она произносила эту же фразу, когда мы были вместе. Но она произносила ее с улыбкой. Это было после того, как я высидел весь специальный просмотр «Титаника» — того, где Леонардо ДиКаприо рисовал картину и претендовал на полет на корабле в течение четырех часов. Однако на этот раз ее слова поражают меня совсем по-другому. И, в то же время, я замечаю, что река теперь чистая. Прозрачная как ручей. Я могу увидеть дно. И я точно знаю, что никогда ее такой не видел, но быстро отделываюсь от этого ощущения.