Если смотреть в этом ключе, то период с февраля по октябрь 1917 года вместил в себя две разные по характеру революции. Историк Андрей Фурсов как-то точно подметил, что в момент революции подлинно революционный класс должен хотя бы на короткое время вылезти из своей классовой шкуры и стать выразителем интересов всего общества (подавляющей его части). Только это может обеспечить безоговорочный успех революции. Вот и давайте посмотрим, насколько это утверждение верно применительно к истории революции 1917 года.
Сумели ли февралисты стать выразителями интересов общества в целом? Да, падение самодержавия было встречено населением столиц и крупных городов с бурным восторгом. Царизм себя уже изрядно дискредитировал, особенно в глазах просвещенной части общества. Но эта радость, поддержка Временного правительства была как бы авансом. Низы желали реальных, а не верхушечных перемен: прежде всего земли и мира.
Но революционный субъект, представленный имущими классами, к такому повороту не был готов. Генералам нужна была победа в войне. У политиков руки были связаны обязательствами перед их хозяевами. Капиталисты жаждали барышей на военных заказах. Крупные землевладельцы вовсе не настроены были делиться с чернью своими активами. Революционный класс не смог вылезти из своей классовой шкуры и потому был сметен.
Было ли неизбежным в 1917 году перерастание цветной революции в социальную? Не вижу даже гипотетических возможностей «заморозки» революции на этой стадии. Да, февральский «майдан» в Петрограде поначалу был выгоден заговорщикам, они использовали его как рычаг давления на царя Николая, вынуждая того уступить трон Михаилу. И вот отречение состоялось, всем спасибо, все свободны, а «майдан» даже не подумал расходиться, распространяясь вширь и вглубь со скоростью лесного пожара. В считаные дни вышли из под контроля армия и флот, полиция была упразднена. В столице возникла крайне опасная ситуация двоевластия. Джина уже невозможно было загнать в бутылку, нельзя «выключить» революцию.
Не станем забывать ключевой в подобной ситуации системный фактор. Система, прогнившая до крайности, просто рухнула, и верхи уже не имели привычных рычагов управления. Жандармерия была ликвидирована, в армии все больший вес приобретали солдатские комитеты, на транспорте и производстве распоряжения из министерства и указания директората игнорировались, если фабзавкомы и отраслевые советы имели на сей счет другое мнение. Финансовая система, находящаяся в предсмертном состоянии с момента реформ Витте, наконец испустила дух. В сложившейся ситуации власть стала до того шаткой, что удержать ее верхи могли исключительно благодаря широкой народной поддержке, поскольку их господство уже совершенно не могло опираться на инструмент насилия. Поэтому появление нового революционного субъекта в данных обстоятельствах я считаю неизбежным.
