Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи | страница 98



А что Вы-то чувствовали? Что? Давайте поскорей рассказывайте!

* * *

«Не важно, что чувствует и мыслит человек внутри сложноустроенного и тяжелого одеяния Голема, почти полностью изолирующего, экранирующего от внешнего мира. К тому же в течение достаточно длительного времени, пока наряд-оболочка сооружался поверх меня во всей своей диковинной полноте, я стоял, почти полностью отделенный от сигналов внешнего мира, погруженный в себя и выстроенный только по основополагающим первичным антропологическим ориентирам: прямостояние, напряжение мышц и суставов, регулируемое дыхание. От внешнего [мира] доходили только касания сотворяющего демиурга, временами чуть-чуть отклоняющие меня от вертикальной оси, заставляющие напрягать мышцы и менять ритм дыхания. К тому же я и сам попытался выключить себя из всякого рода активной соматики и чувствительности, дабы легче переносить достаточно длительную процедуру нагружения меня сложной оболочкой искусственного подобия как бы Голема».

Я не сразу сообразил. Вам там внутри, наверное, душно было? В звериной утробе-то? Потом мы надели бутафорские носы и пошли в туалет отмываться. Фотографировались. Хохотали. На следующий день до нас донесся разговор двух русских: «Слышал? Вчера Брускин в Лесина стрелял! Но промахнулся». И мы снова хохотали.

* * *

Когда мне предложили написать воспоминания о Вас, драго…

Драгоценный уже было… Ну как Вас еще величать? «Открытый» не скажешь, «простодушный» – тем более, «великодушный» вроде тоже нет… Впрочем, Гандлевский вспоминает неизвестный мне факт, что Вы с Надеждой воспитали с младенчества и поставили на ноги чужую девочку.

Так что попробуем еще разок.

Когда мне предложили написать воспоминания о Вас, великодушный Дмитрий Александрович, я подумал: ну что могу про Вас нового сообщить? Даже поморщился от предполагаемого усилия. И вот уже отмахал немало. И продолжаю… писать письмо. Чуть ли не письмо-книгу. Кому? Умершему другу. Вам ли, драгоценный ДАП? Ведь письмо умершему другу – прекрасная форма для литературного высказывания. Тем паче что друг время от времени оттуда то подмигнет, то подскажет деталь. А то и впишет кое-что в рукопись своей рукой.

* * *

Приятель Х сказал: «Все жду, когда ты перестанешь дружить с Приговым». Приятель Y, он же В. Р., сказал: «Все жду, когда ты перестанешь дружить с Соломоном Волковым». Оба дождались: перестали быть моими приятелями.

* * *

А может быть, не Вы поднялись ко мне на чердак, а, наоборот, я спустился к Вам в подвал? Кстати, вполне правдоподобно. Мастерскую Вы делили со Славой Лебедевым и Борей Орловым.