Произведение ставит вопросы, ответы на которые найти непросто. Вопросы о смерти и о «вечном возвращении» идеологии. «Коллекция археолога» фиксирует точку на границе небытия и жизни, исчезающего и вечного. Инсталляция, собранная из осколков «идеологической античности», пробуждает скорее чувство беспокойства, нежели элегантную меланхолию, сопровождавшую зрителя, созерцавшего симулякры руин в пейзажном парке.
Скульптуры «Коллекции» руинированы. Но это искусственная «работа времени». Симулякр. Маркс расценил бы подобную руину как поврежденный «товар». Эстетизацию нетоварности. Антирыночность. Или, наоборот, как способ валоризации, повышения статуса вещи в свете ее связи с древностью.
Руины – символ тщеты человеческих усилий и неизбежного исчезновения творений рук человеческих. Время всегда побеждает. Но европеец то и дело возвращается к «нетоварной античности», и она оживает в его воображении.
Так стал ли «нетоварный» марксизм нашей новой Античностью?
Археология извлекает из небытия призраки прошлого. Опасное занятие. Выкопанных из недр земли духов стараются обезвредить: архивируют и содержат под стражей в музее. Откуда, будем надеяться, они не сбегут.
«Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно»
Случайный русский посетитель на выставке Олега Кулика в галерее Джеффри Дейча в Нью-Йорке кипит: «Безобразие! Американцы обращаются с нами, с русскими, как с собаками: раздели человека, посадили в клетку…».
Гриша Брускин. «Подробности письмом»
Практика художника в эпоху modernity подобна поведению ребенка, испытывающего границы допустимого поведения. Чтобы понять, в какой момент последует наказание, которое обозначит лимиты допустимой свободы.
Вышеупомянутое время одержимо идеей «нового».
Обретение «нового» сопровождается отрицанием и деструкцией старого. «Устаревшего». Революции и искусство являются лишь частными случаями в общем процессе. Искусство этого периода постоянно «в контрах» со всем и вся. И бесконечно обновляет само понятие «искусство». Обновление понимается как последовательное отрицание предыдущего. Бывшего. И одного за другим элементов обсуждаемой дисциплины.
Помню, в 70-е встретил Виталия Комара. «Хочу вступить в Союз художников, – сообщил художник. – Специально для этого поехал на завод „Серп и молот“ написать портрет старого рабочего Иванова. Картину назвал „Мастер – золотые руки“. Но почему-то меня только что завернули. Не понимаю, в чем дело. Может, посмотришь?» Комар показал тщательно, реалистически выписанный портрет отмеченного честной трудовой жизнью человека. Руки рабочего были аккуратно покрашены густой золотой краской.
