Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи | страница 100



И Саныч тут как тут. «Мысленно нами». Весь в янтарных зайчиках: «Смотри, Орлов, ведь мы живем не вечно…» Иные неискушенные читатели полагали, что Орлов Ваш литературный персонаж. Что Вы его выдумали.

* * *

С утра пораньше идем с не вымышленным, а напротив когда-то бывшим Вашим «не-разлей-вода» Орловым по грибы. Вдоль края поля. Вас вспоминаем. Только помянем – белый. Снова помянем – снова белый. В третий раз – опять он. Так целую корзину и набрали. Пришли домой. Старенькая Люсина мама аж руками всплеснула.

* * *

Ну а тучи в небесах? Если Боря захочет, сам нарисует.

* * *

Вас отпели. Вышли из церкви. Орлов воскликнул: «ЮНОСТЬ УМЕРЛА!»

* * *

Разные люди ставят перед собой разные задачи. Помните нашу общую знакомую художницу, которая однажды спросила себя «при свете совести»: «Зачем я занимаюсь искусством?» И при все том же свете совести ответила: «Чтобы привлекать внимание мужиков». Живописала художница, приклеив к физиономии огуречные кружки. Верила в то, что кружки сохранят на века молодость и красоту. Когда в дверь мастерской стучался очередной objet, дефицитные кружки (а в совке в несезон огурцов было не достать) в срочном порядке, но бережно отлеплялись от фейса, запихивались в стеклянную банку и закрывались плотно крышкой. Сеанс заканчивался, хахаль уходил. Кружки вновь извлекались на божий свет и вновь водружались на рожу. До следующего хахаля.

* * *

Я: Почему мы занимаемся искусством? Если сейчас мне скажут, что мне нельзя работать, я, наверное, просто…

Пригов:…запсихуете.

Я: Не буду знать, куда себя девать.

Пригов: Привычка – ведь это, знаете, не просто привычка, как проводить день. Эта привычка воздействует на физиологию организма. И со временем становится почти физиологической потребностью организма. Если бы я не занимался этим сорок лет, возможно, мой организм по-другому бы функционировал, имел бы другие потребности в той земной жизни и иначе бы их удовлетворял. Но тогда у меня было выжжено все остальное в пределах моего духовного, душевного и даже физиологического организма. Я ничем не мог на долгое время увлечься или отвлечься. Единственное, что меня занимало в качестве медитативной практики, это моя деятельность. Но она мне больше напоминала не трудовую деятельность, а именно медитативную. Или мистериально-медитативную. Я не мог ничем другим заниматься. У меня была испорчена физиология. И в данном случае искусство было родом гигиены.

Я: Думаю, одна из причин наших занятий – желание бессмертия. Не умереть каким-то образом, продлить свою жизнь на тысячу алхимических лет.