Не муки адские смущают жизнь мою,
Когда я сторонюсь от зла и прегрешенья.
Нет, я люблю тебя за это всепрощенье,
Что ты изрек врагам пред смертию Своей,
Люблю Тебя за крест, за язвы и мученья,
За кровь, которая струилась от гвоздей.
И если б не было ни ада и ни рая,
Любовь моя к Тебе, глубокая, святая,
Согретая Твоим божественным огнем,
Неслась бы к небесам сердечною мольбою
И я бы, как теперь, склонялась пред Тобою,
Пред этим мировым голгофским алтарем
[120].
По этому переводу невозможно составить никакого представления о таком сложном культурном феномене, как поэзия испанских мистиков XVI века, по-своему преломивших идею ренессансного индивидуализма.
Можно отметить также, что Т. де Ириарте впервые «заговорил по-русски» еще в 1788 году[121], что один из романов Л. де Гонгоры, наряду с некоторыми другими переводами из испанской поэзии, включен Бальмонтом в его комментарии к собственным переводам из Кальдерона[122] и что Фернандо де Эррера мог быть достойно представлен переводом сонета «На победу при Лепанто», выполненным П.А. Катениным:
Стенящий Понт, громами оглушенный
И трепетный во мрачной глубине,
Вздымись главой, взгляни, как, разъяренный,
Пожара пыл льет зарево в волне;
Как в малый круг с Погаными стесненный
Народ Христов их губит на войне,
И вражий строй, ударом сокрушенный,
Бежит в крови, и в дыме, и в огне.
Гласи позор гордыни Мусульманской,
Победы блеск, чудесные дела,
Спасенье царств и веры Христианской.
И вся та честь, и слава, и хвала
Твоя, Птенец Австрийского орла,
И ваша с ним, Сыны земли Испанской
[123].
