Полдень, XXI век, 2010 № 07 | страница 9
– Так я могу в коридоре подождать.
– Неужто? – изумилась старушка. – Глядишь, мы так дойдем и до того, чтобы стучаться при входе. И здороваться… Ладно, – председательша пробежала документ и обдала посетителя цепким старушечьим прищуром поверх очков, – Как, говоришь, фамилия?
– Синица.
– Имя? Отчество?
– Нет.
– Угу, – председательша поскребла верхнюю губу. – Стало быть, сам ты враг и отец твой враг. М-да… Значит, поступишь у меня, пожалуй, во второй забой. Справишься – переведу в первый, – председательша задумчиво полистала пухлую тетрадку. – Жить станешь в пятом бараке, там свободных коек нет, но я записку старшему напишу – пристроишься как-нибудь. Паек отоваришь в продторге. На работу завтра в восемь. Сразу предупреждаю, дисциплина здесь железная. У тебя, я гляжу, условно-досрочное. Имей ввиду, если хоть один залет, прямая тебе дорога обратно за колючку. И свое дотрубишь, и новенького подболтаем. Понятно, да? Опять же, зарекомендуешься с положительной стороны – светят тебе иные перспективы. Перед комиссией походатайствую об окроплении, новое имя у тебя будет. Отчество сможешь Илларионович взять. Человеком станешь! Отец-то жив у тебя?
Синица покачал головой.
– Вот и хорошо. Зовут меня Вера Алексеевна. Будут вопросы – обращайся. Да, и возьми, пожалуйста, за правило приветствовать товарища Иллариона, – старушечья рука указала на портрет на стене. – Это добрая традиция. Все тебе ясно?
– Более чем. Только оставаться я здесь не стану.
– Да? – Вера Алексеевна удивленно приподняла брови. – И куда же ты собрался, позволь узнать?
– Домой.
– Домой?
– Да, домой. Под Тамбов.
– Гм, – председательша слезла со стула и принялась выхаживать по кабинету, будто цапля. На поясе ее, доставая до колена, болтался маузер в деревянной кобуре. – Ты что, Синица, дурак? Под какой под Тамбов? Через тридцать верст кордон. Стреляют без предупреждения.
– Как стреляют? Почему? Я свое отсидел! Я свободный человек!
– Свободный, свободный, – успокоила председательша, подойдя к окну. – Под микитки никто не держит. Хочешь – работай, хочешь – с голоду подыхай.
Синица потер ладонями лицо. Получается какой-то бред! Тот же лагерь, только что без колючки. Те же вертухаи, пайки, нормы, серый уголь в шахте, который и не уголь вовсе, а не пойми что. От работы в забое ногти чернеют и суставы ломит, не приведи господь. Там люди за пару лет истаивают, как свечи, дряхлеют и отходят в муках. Синица через несколько месяцев понял, что если из забоя не выберется, то воли уже не увидит. Рогом уперся, правдами-неправдами выпросился на воздух, лес валить. Жилы рвал за троих, лишь бы только не под землю. Это что же теперь, все по новой?