За спиной старушки, возвышаясь на целую голову, выросли два вооруженных вертухая, взяли Синицу в перекрестье недобрых взглядов.
Тот поморщился, вставая на ноги.
– Не надо. Я сам.
Синица поднялся по знакомой лестнице, вошел в кабинет. Охранники остались снаружи. Вера Алексеевна извлекла из ящика чистый лист бумаги, накарябала медленно и крупно, так, чтобы Синица разобрал: «Протокол». Пояснила на словах:
– Я тебе сейчас стану задавать вопросы, и только от тебя зависит, пойдешь ты гулять или останешься под конвоем до суда. Понятно, да?.. Соль где берешь?
– Собираю по тайге, – пожал плечами Синица. – Потом размалываю.
– Место показать можешь? Синица помедлил с ответом.
– Только под пыткой.
– Ты думаешь, – Вера Алексеевна усмехнулась, – за этим дело станет? А? Ты меня подразнить думаешь? Не надо. У нас соли нет. Кончится последняя – того и гляди не начался бы бунт. А ты, вражина, место скрываешь. Да еще и наживаешься на народном горе! Вредительство чистой воды… Ну, что ты как маленький? Не мне тебе объяснять…
Вот так, значит, мы заговорили, да? Ладно.
– Ну, что вы, – Синица откинулся на стуле, – гражданин председатель, берете меня на такой дешевый понт? Я ж как-никак семь годочков оттянул… Нагляделся на вашего брата – во! Пишите. Опрашиваемый к просьбе руководства отнесся с пониманием и выразил готовность указать соляные залежи на месте.
– То есть ты согласен?
– Конечно, согласен!.. Только стопроцентный результат, ввиду плохого ориентирования на местности, гарантировать не берусь. Как и сохранность членов экспедиции. В тайге, знаете, болота, медведи. Пропадают люди, случается. Не мне вам объяснять.
Синица знал, что ходит по краю.
– Сука.
– Спасибо. У меня к вам встречное предложение. Вы мне даете лошадь.
– Лошадь? – Вера Алексеевна скривилась.
– Лошадь. И заключаете подряд на поставку соляного помола. Скажем, один килограмм – один продпаек. В две лошадиные-то силы мы всю нынешнюю потребность закроем.
Синица шел ва-банк.
Председательша молчала. Вряд ли в раздумье, скорее просто опешила от такой наглости.
– Придет товарняк с узловой, – Синица не давал опомниться, – сам собой отпадет вопрос…
– Торгуешься. Крохоборничаешь. – Вера Алексеевна перегнула несостоявшийся протокол пополам, оторвала о край стола чистую половинку. – Жилку жидовскую кажешь. Ни стыда в тебе, ни совести. – наметала несколько строк косой размашкой, широко расписалась и скрепила росчерк синим треугольником. – На!..
Синица отметил подспудно, что силу пострашнее маузера здесь, пожалуй, имеет эта печать. Подхватил листок и, не удержавшись, осведомился вскользь:
