— Я скажу Бернарду, что у нас нет времени, — предложил Энрике, слишком измученный, чтобы шутить по поводу пафосного тона бывшего друга.
— Нет-нет. Пусть придет, — возразила Маргарет. — Минут на пятнадцать, не больше. Это будет занятно.
— Почему? Потому что он — знаменитость?
Как всякая хозяйка дома в Нью-Йорке, Маргарет любила принимать у себя известных людей. Обычно их приводил Энрике — какого-нибудь режиссера или эксцентричную кинозвезду. По-видимому, считалось, что Бернард превратился в такую яркую звезду и теперь его бледная физиономия могла украсить любую комнату.
Маргарет не обиделась. Она знала, что шумный успех Бернарда раздражает ее мужа, недовольного собственной карьерой. В том, что Бернард стал знаменитым, была некая ирония судьбы: будто Господь незаметно выставил ногу, а потом хохотал над Энрике, когда тот споткнулся и грохнулся на пол.
— Он нас познакомил, — ответила она, пожав плечами, и аккуратно высморкалась. — Не знаю. Просто мне показалось… что в этом… есть некий смысл, понимаешь, малыш? — У нее задрожал подбородок. — Он привел меня к тебе.
Бывали минуты — и эта была одной из таких, — когда Энрике не мог ни дышать, ни говорить, опасаясь разрыдаться. Он иногда позволял себе слезы, когда оставался один. Сокрушительная волна печали накатила на него, ударила, затопила и вскоре исчезла, уйдя в песок. Голосом, исходящим откуда-то из глубины его растревоженной души, он сказал:
— Я заставил его привести тебя. Если бы это зависело от Бернарда, я так никогда бы тебя и не увидел.
— Я знаю, малыш. — Маргарет попыталась умиротворяюще улыбнуться, но улыбка вышла кривоватой. — Но если есть возможность, разреши им с Герти прийти. Всего на пятнадцать минут. Хорошо?
Вот почему Бернарду досталась драгоценная четверть часа из того скромного запаса, который оставался у Энрике. График составили накануне, когда доктор Ко рассказала им, как и когда может умереть Маргарет.
— Вы будете получать стероиды, жидкость, калий, все необходимые вещества так долго, как сами сочтете нужным, чтобы успеть со всеми попрощаться, — объяснила врач из хосписа.
Доктор Натали Ко тоже была хорошей девочкой из Квинса, как и Маргарет, с той разницей, что ее добившиеся успеха дедушки и бабушки приехали из Китая. По крайней мере, обе они вырвались из своего района. Доктор Ко теперь жила в Бруклине. Одетая в коричневый костюм и скромную белую блузку, она пришла к ним домой в конце долгого утомительного дня. Она была ровесницей Маргарет, и ее сын, как и сын Маргарет, учился в старших классах. Они в свое время пару раз пересекались в гостях у общих знакомых. Энрике заметил, как доктор Ко поглядывает на корешки книг по искусству на полке над столом Маргарет и на фотографии мальчиков. Осматривая пациентку, она несколько раз бросала взгляды на висящий над кроватью большой портрет Грегори и Макса, который когда-то написала Маргарет: семилетний мальчик и его трехлетний брат, оба в пижамах с изображением Супермена, обнимают друг друга. Завершив осмотр, доктор повесила стетоскоп на шею, поправила воротник и села на край кровати, ласково положив руку поверх белого покрывала на ногу Маргарет. Если бы не стетоскоп, она казалась бы подругой юности, которая пришла проститься.
