ЦАМО РФ, ф. 251, оп. 1554, д. 4, л. 431, цит. по: Иринархов, 2012. Генерал армии И. В. Тюленев в самый последний момент вторжения вермахта разговаривал в Кремле с Жуковым. Вот его слова: «Доложил Сталину, но он по-прежнему не верит, считает это провокацией немецких генералов» [Иринархов, 2012, с. 201].
Согласитесь, дорогой читатель, что слова Гитлера, изложенные им в письме Сталину, крепко запали последнему в душу, и он до последнего момента считал, что это провокация непослушных немецких генералов. Да кто бы из них посмел ослушаться фюрера, как и сталинские генералы своего вождя, и самостоятельно решиться на военную провокацию? Да не было таких генералов у двух диктаторов, готовых намертво вцепиться друг другу в глотку. Тем более странно, что Сталин всё-таки поверил в миролюбие фюрера, так убедительно продемонстрированное им в письме. Ведь он до последнего момента сомневался, что Гитлер решится на открытое столкновение с Красной армией. Даже при вторжении вермахта на советскую территорию Сталин запретил ведение артиллерийского огня по наступающему уже противнику и обстрел его самолётов, атакующих советские войска. И это глупейшее приказание немедленно передаётся в части и соединения, ведущие бои, и на некоторых участках пограничной обороны вдруг смолкают орудия, перестают стрелять по бомбящим самолётам зенитки. Слишком дорого пришлось заплатить воинам Красной армии и всему советскому народу за эти запреты «мудрого» вождя дать врагу достойный отпор.
Здесь вот что любопытно. Известно, что Сталин был недоверчивым и осторожным человеком, и обмануть его было не так просто. Он, скорее всего, и Гитлера считал здравомыслящим человеком, не способным на авантюру – воевать с Советским Союзом в 1941 году, не победив непокорную Англию. Вот что пишет Иоахим Фест в своей книге «Гитлер, триумф и падение в бездну»: «Сказанные при прощании с Риббентропом слова Сталин соблюдал не без педантизма. Вопреки всем фактам и обоснованным предупреждениям, он без малого двумя годами позже, в июне 1941 года, до последнего момента не хотел верить в нападение Гитлера на Советский Союз. Поразительное легковерие недоверчивого лукавого советского властителя обусловлено не в последнюю очередь тем восхищением, с которым он относился к человеку, поднявшемуся из низов в разряд фигур исторического значения. В Гитлере он уважал единственного равного себе деятеля своего времени, и, как известно, на это чувство Гитлер отвечал взаимностью. Вся “смертельная вражда” никогда не могла ослабить взаимное чувство признания величия друг друга, поверх идеологических барьеров они чувствовали себя по-своему связанными тем рангом, который присвоила им история»
