– Знаешь что, поблагодари его за честность, – шокированный этим признанием, сказал Артюхин. – И еще скажи, что меч этот я принимаю, чтобы у него, не дай Бог, не появилось желание употребить его.
* * *
– Японец, который отдал свой меч, говорил правду, – продолжала Любовь Сергеевна. – Потом отцу в Москве рассказали о плане, который обсуждался в штабе Ямады. Несколько офицеров должны были зарубить парламентеров мечами в самурайских традициях, а потом сами совершить харакири в тех же традициях. Готовил эту группу полковник Асада, причем согласовывал он этот план с полковником Такэда, прилетевшим накануне из императорского штаба. Это узнали позже, в Москве, когда разобрались с захваченными документами и рабочими дневниками того же Асады.
– Значит, парламентеры были на волоске от смерти?! – не удержался Пиолия.
– А парламентеры всегда больше всех рискуют жизнью. В них-то выстрелить может любой.
* * *
К этому времени дочь откуда-то из внутренних комнат дома принесла футляр с мечом в ножнах.
– Так что это тот самый меч, которым его должен был убить японский офицер?
– Точнее – зарубить, – при этих словах Любовь Сергеевна с интересом смотрела на собеседника, стараясь понять, какое впечатление произвел на него этот рассказ.
В глазах у Пиолия появилось искреннее удивление вместе с некоторым ужасом. Все-таки он был человеком чувствительным.
* * *
В кабинете Ямады появилось несколько фотографов, которые снимали и Артюхина, и японских офицеров вместе с советскими. На одном из снимков Артюхин держал в руках катану в черных ножнах. Через полтора часа Сергей Федорович вместе со своей «командой», с портфелем, в котором лежал акт о капитуляции, были на борту «дугласа». Летчики открыли НЗ и какие-то еще продукты, которыми их снабдили перед вылетом. И лишь в самолете Артюхин понял, какой опасности подвергался полтора часа назад и, чтобы хоть как-то сбросить напряжение – полковник внезапно почувствовал, как вдруг мышцы напряглись до боли где-то в грудной клетке – они выпили по пол-стакана водки. Через три минуты под мерный гул моторов все спали. Через три часа им предстояло докладывать о своей миссии маршалу Малиновскому. Но тот уже сообщил в приемную Сталина дежурному офицеру, что Квантунская армия капитулировала. Не забыл маршал и напомнить, что парламентером был полковник Артюхин.
* * *
– Конечно, то, что сделал папа, называется подвигом, – подвела итог Артюхина. – Почему его не представили на Героя, мы не знаем, все-таки задание он выполнил. Правда, орден Ленина дали.
