* * *
Несколько дней у Соболевского ушло на ознакомление с различными документами, поступившими непосредственно от резидентуры из Токио, с информацией из Хабаровска. Больше суток безвылазно он просидел в МИДе, знакомясь с материалами по процессу. Потом уже, когда тексты из кипы папок с грифом «Совершенно секретно» стали расплываться перед глазами, его напоил настоящим крепким кофе безымянный мидовский чиновник.
– Хватит? – спросил он, сочувственно глядя на Соболевского.
– Хватит! – усмехнулся тот, посмотрев на папки с государственными секретами. – А вот этого, – протянул пустую чашку, – этого недурно бы и повторить!
Выйдя ближе к полудню следующего дня из мидовского особняка на улицу, Соболевский непроизвольно зажмурил глаза, заслонив лицо ладонью. Солнце немилосердно заливало Москву, сверлило мозг и одна фраза, вычитанная полковником из еженедельного отчета о пребывании императора Пу И в Хабаровске, назойливым рефреном отзывалась в сознании: «Император увлекся огородничеством. Император увлекся огородничеством…»
* * *
В августе 1946 года Пу И выступил свидетелем на Международном военном трибунале в Токио. Его появление для кого-то было неожиданным – свежий, в хорошем темно синем двубортном костюме, спокойный, правда, в сопровождении советских офицеров. На самом деле советская делегация все согласовала с американцами заранее. В том числе и то, что жить бывший император должен в доме, занятом уже знакомыми ему советскими офицерами. И за стол он садился вместе с ними – о дворцовых церемониях никто и не думал. Теперь с ним не было большой свиты слуг – лишь младший брат, который знал японский язык и начинал учить русский. На всякий случай. Но в резиденции советского представителя были и ординарцы, и русские девушки из обслуживающего персонала – аккуратненькие, красивые, улыбающиеся и малоразговорчивые. На них Пу И смотрел со все большим интересом, но Соболевский намекнул ему, что все они из «секретной службы», и это быстро его успокоило.
Говорил Пу И на заседаниях трибунала не спеша, тщательно взвешивая каждое слово. Кто-то считал, что он все-таки боится японцев. Соболевский, находившийся поблизости, понимал, что Пу И опасается, как бы из свидетеля не оказаться обвиняемым. Осуждать за такую осторожность бывшего императора никто не решился. Никто и не пытался уличить его во лжи. Да ее и не было, была недосказанность.
Иногда Пу И советовался с Соболевским, несколько раз спрашивал, знает ли о его участии в процессе Сталин.
