Кинулась Малуша к мешку, развязала дрожащими руками, а там только снасти и три рыбины. Совсем лицом побелела – снег и то краше. Сказала с укоризною:
– Одна сестра у меня была, в один день, в один час родились. Померла она, а ты шутки шутишь.
– Да какие забавы? Своими глазами видел.
– Ой ты горюшко! – взвыла Малуша и бросилась об пол под иконами. Крестилась, заливаясь слезами, бормотала что-то. И вдруг вскочила, выпрямилась во весь рост и вскрикнула, то ли веря себе самой, то ли нет:
– Знаю. Нынче ведь Осенины[9]. В деревне, поди, хороводы водят, а у нас ни праздника, ни радости. Вот и напомнила сестра. Только пошто ты ее в дом позвал? – вдруг спросила она. – Покойницу в дом. Конец нам теперь, никто не откажет, коли его на праздник зовут. Монисты, монисты на ней, сарафан пунцовый. – Она оглядела себя и развела руками. – А я-то… Нищие мы с тобой, Никита. Кабы я знала, что так повернется, ни в жисть бы за тебя не пошла…
И такая ее злоба захлестнула, что не описать. Она готова была голыми руками задушить мужа или хотя бы огреть его кочергой.
Почуяв приближение слез и упреков, Никита взобрался на печь и отвернулся к стене. Вскоре Малуша услышала богатырский храп. Озлилась еще больше. Но что тут поделаешь, какой скандал со спящим? Вся кипя от невыплеснутой злобы, она решила даже лечь отдельно. Кинула на лавку какую-то ветошь и, вмиг потеряв все силы, присела на край. Пригорюнилась, вперившись взглядом в темный угол за печью, и мысли одна другой страшнее закружились в ее усталой голове.
Отец вдруг лесник припомнился и ветхий домик в глуши. Сестру вспомнила, как дружны были – не разлей вода. Как по лесу бегали, аукались. А до чего похожи были, словно две матрешки в лавке. Бывало, и сам отец путал, спрашивал: «Малуша или Любаша?» Тогда-то и подарил одной перстенек, а другой серьги – чтобы различить как-то. Малуша потрогала сережку в ухе и вздохнула. Вспомнила, как сосватали сестру, как пришел в дом Никита. Черная зависть тогда охватила Малушу. Решила она извести сестру, самой за красавца замуж пойти. Привела на берег речки, а как загляделась соперница на свое отражение, так и столкнула ее в воду, и долго еще ее голову под водой держала. А потом вытащила на берег да свое колечко той на палец надела. Забрала и сережки, и имя сестры. Долго потом вздрагивала, как окликали. Но привыкла.
Она взглянула на печку, откуда несся богатырский храп, и всхлипнула – не принесло радости чужое счастье. Поедом ест душу, ничем не уймешь. Полная луна прямо в избу смотрит, выйти, ставни прикрыть. Но даже в окно выглянуть боязно. Мерещатся Малуше осторожные шаги за окном, шуршат под чьими-то сапожками опавшие листья. Вот и крыльцо скрипнуло, вот и дверь в сенях подалась. Засов, засов-то забыли заложить! Что-то заскреблось в дверь горницы, и тихий потусторонний голос прошептал:
