«Я тоже хотела бы играть на разных инструментах! — воскликнула Уэйнесс. — Но у меня не получается, пальцы не слушаются».
Сесили мрачно рассмеялась: «Если бы твою матушку звали Фелицией Ведер, все твои пальцы стали бы слушаться, как миленькие».
«Неужели? И это все, что требуется?» — не поняла Уэйнесс.
«Ну... не совсем. Музыкальные инструменты подобны языкам — чем лучше ты знаешь один, тем легче научиться другому. Если, конечно, у тебя изначально есть к этому способности. А если, вдобавок, твою матушку зовут Фелицией Ведер, тебя заставляют бесконечно повторять гаммы и упражнения. Хорошо, что в молодости моя матушка не восхищалась укротителями львов или циркачами, разгуливающими по раскаленным углям! Только этих навыков не хватает в моем репертуаре».
«Бегать по раскаленным углям пусть учится Ябеда, — заключил Глоуэн. — Кстати об укрощении львов: смотрите-ка, какая тварь рыскает вокруг да около!»
«Кто это?» — снова не поняла Уэйнесс.
«Бесстрашный лев. В их клубе избранных восемь постоянных членов».
«Надо полагать, это не общество трезвенников», — предположил Майло.
«Ни в коем случае! Судя по тому, как волочится хвост данного конкретного бесстрашного льва, он успел изрядно насосаться. По-моему, это мой дальний родственник, Арлес Клатток».
«Хо-хо! — воскликнула Сесили. — А Рубиновая королева, направляющаяся сюда из парка — его мамаша Спанчетта. Бедняга Арлес! Кажется, она его заметила».
«Хуже того, — сказал Глоуэн. — Не только заметила, но и собирается сделать ему выговор».
Спанчетта вступила под своды шатровой беседки и встала, выпрямившись во весь рост, перед своим отпрыском. Покрытые рыжеватой шерстью плечи ссутулились, грива «бесстрашного льва» опустилась.
Спанчетта сделала резкое замечание; Арлес ответствовал угрюмым ворчанием. Глоуэн уловил сущность разговора и не преминул передать его собеседникам: «Арлес спрашивает: разве это не Парилья, когда каждый цветок цветет, как хочет?»
Спанчетта снова высказалась, после чего повернулась на каблуках и удалилась из «Старой беседки». Арлес сел за стол, и ему подали миску густого рыбного супа.
Вернувшись в Квадратный парк, Спанчетта присела на скамью; вскоре к ней присоединился рогатый козлоногий сатир в маске.
«Латуюн тут как тут, — комментировала Сесили. — На самом деле это Намур. Говорят, у него со Спанчеттой весьма интимные отношения».
«Трудно даже представить себе эту парочку вместе! — отозвался Глоуэн. — Тем не менее, невозможно отрицать очевидное».
