Я вежливо напомнил ей, что ее замысел не соответствовала моим представлениям о будущем. При этом — из чистого любопытства — я поинтересовался размерами ее состояния, а также спросил, собирается ли она передать все имущество в мое распоряжение сразу после бракосочетания или только завещать его мне на случай своей безвременной кончины.
Само собой, она оскорбилась и свысока заметила, что мне, по существу, нечем пополнить семейную казну. Я с готовностью признал, что у меня ни кола ни двора — если не считать сарая, набитого перламутровыми побрякушками, и сотни облезших чучел. Мадам Зигони не понравился мой тон, но, по ее словам, она готова была удовлетвориться тем малым, что я мог предложить. Я наотрез отказался подвергать ее такой несправедливости. Я напомнил ей, кроме того, о моих специфических затруднениях во взаимоотношениях с прекрасным полом. Не следовало также забывать о том, что я уже числился супругом некой особы из Виннипега, в связи с чем еще одно бракосочетание стало бы не только излишним, но и немыслимым для меня, как для уважающего себя человека. Мадам Зигони разгневалась и уволила меня в тот же момент, даже не заикнувшись об оплате тяжелого управленческого труда.
Я кое-как добрался до Ветляника и зашел в трактир «У Пулины» — на самом конце мола, выступающего на полсотни метров в Большую Грязную реку. Заказал себе кружку легкого пива, сижу и думаю: что же мне делать? И надо же — в том самом трактире мне повстречался Намур, только что доставивший к черту на рога, на какую-то ферму, банду подписавших контракты йипов. По его словам, он таким образом подрабатывал на стороне, вдобавок к его основным занятиям. Я спросил его: каким образом ему удается вербовать йипов? Он ответил, что в этом отношении никогда не сталкивался с какими-либо затруднениями и что, по сути дела, предлагаемый им контракт открывал завидные возможности перед достаточно трудолюбивыми людьми, так как по истечении договорного срока йипы могли занимать свободную землю и становиться самостоятельными фермерами. Я заметил, что, по моему мнению, из йипов выходили никудышные работники. Намур только рассмеялся и сказал, что я не знаю, как с ними следует обращаться. Потом он ушел, чтобы позвонить по телефону, и сообщил мне, вернувшись, что говорил с мадам Зигони, и что она готова восстановить меня в должности на прежних условиях. Намур считал, что мне следовало согласиться, и что я поторопился покинуть ранчо. «Сам женись на мадам Зигони! — сказал я ему. — А когда у вас все будет хорошо, и она наконец успокоится, тогда и поговорим об управлении фермой». «Дудки! — смеется Намур. — Нашел дурака! Впрочем, у меня есть другая идея: почему бы тебе не стать управляющим аэропорта на станции Араминта?» «А что? — говорю я. — Почему бы и нет?» Намур ничего не гарантировал, но знал, что вакансия открыта, и надеялся, что ему удастся меня устроить, если он нажмет на правильные рычаги. «Не забывай, однако, — добавил он, — что прежде всего я деловой человек и ничего не делаю безвозмездно». Я предложил ему вступить во владение перламутровой вазой с двумя ручками или чучелом норки с чучелом мыши в зубах. В конце концов Намур сказал, что все равно поможет мне устроиться на работу, но в том случае, если он как-нибудь окажется на Земле, он хотел бы покопаться в моем барахле и взять что-нибудь на память. Я не возражал — с тем условием, что он не ограничится обещаниями, а действительно что-нибудь для меня сделает. Намур сказал, что я могу не беспокоиться, и что все как-нибудь образуется».
