– Давай, мать, быстро собирай на стол! – и повернулся к Петеньке с вопросом:
– Ну, рассказывай, сынок, как ты там? Трудно?
На "сынка" среагировала Верка и сам Петенька. Среагировали по-разному. Верка поджала губы и стала громче стучать посудой. Петенька будто получил долго ожидаемый подарок… Он не хотел дольше оставаться – не знал, как ему теперь обращаться к Петру Черному. Ведь тот назвал его сыном. Видя, что настроение хозяйки поменялось, Петенька засобирался уходить. Незаметно сунув пакет в угол, на скамью, он объяснил: спешит к другу, тот ждет. Попрощался и вышел.
Верка сразу же увидела оставленный парнем пакет. Тайком от мужа достала оттуда содержимое и ахнула: там была мужская рубашка. Злость ее разобрала: сколько это будет продолжаться? У них с Петром свои дети, не нужен больше никто ни с какими подарками! Сунула рубашку подальше, чтобы не увидел Петро… А перед глазами лицо парня – смущенное, виноватое… Интересно, почему виноватое? А кто виноват? Ну уж точно не этот парень! И Верка, всеми силами сопротивляясь, достала подарок, подошла к мужу, сказав:
– Бери, парень тебе оставил!
Петро сначала удивленно, затем с загоревшимися глазами развернул рубашку и по-мальчишески сразу начал примерять. Верка занималась домашними делами, ворча под нос: "Хватает теперь этих рубашек! На каждом углу". Петро из другой комнаты сообщил жене:
– А ты знаешь, Верусь? Рубашка в самый раз!
В младенчестве ее называли Полюшкой. Потом – Полей. Повзрослев, должна была стать Полиной, но не стала. В поселке ее прозвали Полька-дурочка. Справедливости ради надо отметить, что это прозвище всякий раз произносилось с долей жалости. Наверное, потому, что люди в поселке еще помнили о той трагедии, что произошла много лет назад.
Ульяна с годовалой дочкой возвращалась тогда из соседнего села от родственников. Расстояние было небольшое, всего-то полтора километра. Дорога шла через поле. Вокруг стояли отдающие желтизной стога пшеничной соломы. Урожай был собран. Лето подходило к своему завершению.
С утра ничто не предвещало грозы, ярко светило солнце, и Ульяна вышла с ребенком налегке. Сильные струи дождя из, казалось бы, совсем маленькой тучки хлынули неожиданно. Женщина бросилась под ближайший стог соломы, поспешно одной рукой вырыла в соломе нишу и спряталась с ребенком.
Молния в стог не попала. Она ударила совсем рядышком. Стог даже не загорелся. Голубоватый дымок струился рядом с нишей, где спрятались Ульяна с дочкой. Полевой объездчик Андрей Григорьич, издали увидев дым, спешно подъехал и, взяв с телеги лопату, намерился, как положено, забросать землей очаг возгорания. Но огня нигде не было. Под самой скирдой виднелся небольшой обугленный клочок земли, который чуть заметно дымился. Объездчик уже хотел было отъезжать, но ему вдруг послышался детский плач. Он как будто шел изнутри стога. Андрею Григорьичу стало жутко. Оглянувшись вокруг, он на всякий случай перекрестился. Но плач продолжался. Более того, он усиливался и становился захлебывающимся. Мужчина опустился на колени и стал поспешно, уже забыв о страхе, разгребать солому.
