— Наверное, тебе показалось. Он любит тетю Нонну и вообще… Вообще он не такой.
— Любит тетю Нонну, — передразнила Инга и фыркнула. — Какой ты наивный. Они живут вместе сто лет и давным-давно друг другу осточертели. А мужчины все одинаковые. Это ты другой. Но ты еще и не мужчина, ты мальчик.
— Он странный, но он… добрый и чистый, — задумчиво сказал Ваня. — Очень чистый. Он когда-то отказался от моей мамы, чтобы служить Богу.
— Ну и дурак. Я бы от тебя даже под пыткой не отказалась, — заявила Инга. — Да ну его к чертям. Пускай себе смотрит. Ты ведь не ревнуешь, а? — Инга вскочила, сорвала с носа листик, швырнула в воду. — Слушай, если он захочет меня полапать, я врежу ему по морде. Я умею за себя постоять.
…Они занимались любовью в шалаше, не думая о том, что их могут застать за этим занятием. Шалаш был просторный, и в нем приторно пахло нагревшимся на солнце свежим сеном. Он стоял на самом краю обрыва под тополем, и проплывающие по реке самоходные баржи сигналили с заунывной настырностью.
Потом оба задремали, не обращая внимания на тучи комаров и мошкары. Инга лежала на спине, приоткрыв рот и закинув за голову руки. Ваня проснулся первым — ему почудились шаги. Накинул на обгоревшие плечи рубашку, натянул плавки и выглянул наружу. Никого.
На противоположной стороне реки прямо напротив их шалаша поблескивал стеклышками веранды дом. Кто-то, кажется, дядя Толя, стоял, облокотившись о перила круглого балкончика наверху и смотрел вдаль. Ваня помахал ему рукой, но дядя не ответил.
— Вставай, — сказал он, вернувшись в шалаш. — Нас заждались к ужину. Я проголодался, как волк. Интересно, тетя Нонна догадалась напечь пышек? М-м, так хочется пышек с медом. Когда мы с бабушкой были в Коктебеле, она покупала мне мед в сотах. Ты когда-нибудь ела мед в сотах?
— Не-а, — сонно протянула Инга. — И пышки мама никогда не печет. А бабушку паралик разбил. Фу, от нее так мочой разит…
Инга натянула свои черные трикотажные трусики и завязала грудь белой ситцевой косынкой в красный горошек, которую ей дала Нонна. Ваня невольно отметил, что получилось стильно, как в журнале мод — на Инге все смотрелось стильно.
Не ветер, вея с высоты,
Листов коснулся ночью лунной;
Моей души коснулась ты —
Она тревожна, как листы,
Она, как гусли, многострунна, —
вдруг вырвалось из его груди, когда лодку подхватило и понесло речным течением.
— Ты что, сам сочинил? Вот здорово! — Инга одобрительно поцокала языком. — Я и не знала, что может быть так здорово. Ты прямо с ходу сочинил, да?
