Возле палатки джоддока он застал несколько холодных пастырей – эдусов. Ночные барды выглядели взволнованными. Как только Шакнар приблизился к шатру соратницы, ему наперерез устремился один из них, Эдар Скальд.
– Жизнь в сапогах! – окликнул он.
– Что случилось, Эдар?
– Не знаю. И нас это беспокоит. Мы видели Мирру в горе, радости и покое, но мы никогда не видели ее такой… равнодушной.
Шакнар ободрительно потрепал сподвижника по плечу.
– Она никогда не сдавалась, не сдастся и сейчас. Ее ранили заговоренным клинком. Восстановление не может быть легким. Моглор старается изо всех сил, – сказал орк и в ответ услышал:
– Вот это нас как раз и тревожит.
– Что?! Что ты сказал?!
Но Скальд отступил и поднял руку в знак прощания.
– Ничего. Тебе послышалось.
Мирра, как и вчера, лежала на своей походной постели. В палатке стоял сладковатый запах эльфийских благовоний, к которому примешивались едва ощутимые флюиды тления. Похоже эдусы всерьез не доверяли Моглору, раз рискнули применить на своей начальнице магию Смерти.
Веки некромантки были полузакрыты. Шакнар положил ладонь на ее руку и вздрогнул – она была горячей, как огонь. Внутри ее тела шла неведомая, но очень тяжкая борьба.
– Мирра, ты слышишь меня? – тихо спросил орк.
Она открыла глаза.
– Шакнар?
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо. Я словно сплю наяву. Вокруг все такое невесомое. Но боли нет.
– Мы выдвигаемся в рейд сегодня. Не знаю, когда я увижу тебя в следующий раз.
– Возвращайтесь с победой, – без всяких эмоций пожелала она.
– За тобой хорошо ухаживают?
– Да. Моглор, – ее ресницы радостно дрогнули. – Он такой… старательный.
Белая занавесь лечебной палаты колыхнулась, пропуская внутрь кровавого эльфа.
– Привет, Шакнар, – сказал он. – А я слышал, что вы уже в походе.
«Жизнь в сапогах» плавно снялся с табурета, на котором сидел.
– Прощай, Мирра, – бросил он и обратился к Моглору. – Хочу сказать тебе несколько слов на свежем воздухе.
Выйдя из лазарета, орк вплотную придвинулся к эльфу и так стиснул его предплечье своими стальными пальцами, что тот поморщился.
– Что с тобой? Тебе опять не здоровится? – спросил Моглор, вырывая руку.
– Послушай меня, пылкий возлюбленный. Я знаю, что мое слово в армии весит уже не так много, как прежде, но кое-что оно все еще весит. И если мне станет известно, что ты использовал какие-нибудь свои магические штуки, чтобы подавить ее волю, сделать послушной игрушкой в твоих руках, клянусь Матерью орков, я достану тебя даже из Фаркрайна. Я сделаю так, что твое тельце, чернокнижник, порежут на тысячу мелких кусков и каждый кусок при этом еще долго будет вопить от боли. От моей руки не спасет ни волшебная мантия, ни самые сильные заклинания. Я все сказал.
