Сегодня на повестке дня значилось прискорбно внушительное количество повесток - по одной от каждой партии. Рис мрачно задумался, каким словом можно назвать такое обилие повесток, и решил, что «повествовательная пытка» как раз подойдет. Эти глубиники были его ночным кошмаром. Было что-то агрессивное в их толстой многослойной кожаной одежде и конических шапках. В конце концов, подумал он, мы все гномы, не правда ли? Так никогда не упоминал, что гномы должны прятать лица при встрече со своими сородичами. Рису пришло в голову, что это умышленная провокационная демонстрация пренебрежения к нему…
Сейчас, на уже привычной повестке дня, гномы из каждой шахты сетовали на исход молодых гномов в большие города. Конечно, у каждого был свой взгляд на причины этого явления, и все взгляды были неверными. Любой, кто не был гномом, предпочитающим жить во тьме во всех смыслах этого слова, знал, что причина переезда молодых гномов, скажем, в Анк-Морпорк, заключалась в старых ворчунах и их занятиях. С другой стороны, прогрессивно мыслящие гномы, вполне благосклонно относящиеся к троллям в качестве друзей, обрушивались на Низкого Короля, обвиняя его в том, что он, фигурально выражаясь, кутает свой народ в паранджу.
В покоях Низкого Короля повисло клубящееся облако непонимания, создаваемое всеми сторонами почти умышленно, словно бы в споре, каким бы незначительным он ни был, каждый готов был бороться до победного конца. Что-то такое было в психологии гномов. Мы слишком много времени проводим в закрытых помещениях, подумал Рис. Он вздохнул, когда понял, что слово держит Ардент, и его голос невыносимо громок.
Ардент был гномом, которого Рис рад был бы увидеть на месте обвала шахты, и желательно – непосредственно под ним. И, тем не менее, у Ардента были последователи, глупые последователи, а еще – влиятельные друзья. И это была политика. Политика напоминала те детские игрушки-головоломки со скользящими деталями, где приходится передвигать элементы, чтобы сложить их в целую картинку.
Сейчас Ардент намекал на то, что, по правде говоря, добыча жира в шахтах Шмальцберга не истинно гномье занятие, и этот комментарий заставил пожилого гнома, в котором Король узнал Сальена Хэдвинна, вскочить на ноги.
Хэдвинн положил руку на топор и заявил:
— Мой отец был жирным шахтером, и мой дед был жирным шахтером, и моя бабушка была очень жирным шахтером, я и сам работал в жирной шахте, когда был помоложе. Моя мать дала мне крошечную кирку, как только я достаточно подрос, чтобы удержать ее. Каждый из моих родственников с момента падения Пятого Слона был жирным шахтером, и, скажу я вам, экспортный доход с нашего жира по Равнинам держит весь город на плаву. Так что я не намерен терпеть оскорблений от всяких
